Ежедневные вечера танцевальной культуры и отдыха в Парке имени железнодорожников

– Разве непонятно? – удивился Степан. – Так карст же – всегда круглый! Вот и дырка в земле круглая, просто здесь она получилась очень большая и с водой. А я рассказывал вам, что в парке можно встретиться с привидением? С призраком курсанта?

– Папа, расскажи!

– С удовольствием послушаю! – озорно сверкнул на Ваню глазами Капитонов.

Ваня покраснел и вместе с Ольгой свернул с дорожки. Здесь белый Калинин светился посреди круглой, окружённой кустами клумбы. Огромная красная звезда была выложена вокруг бюста геранью. А остальное пространство заполнял душистый, цветущий белыми звёздочками мох, над которым даже ночью сладко гудели насекомые. На дорожке в голубых лучах фонаря перекатывались яркокрасные ранетки с невидимых в темноте яблонь.

– Осень… – Ольга завернулась в голубую кофту. – Ваня, послушай! Помнишь, ты говорил про Испанию? Что хочешь туда поехать, помогать испанским республиканцам? – они вышли вновь на главную аллею, и Ольга замолчала.

Все аллеи в парке имени Железнодорожников вели к танцплощадке. Все гуляющие стремились туда. Вот и хороший человек, старший лейтенант Коля Пономарёв, вдруг возник из темноты, изза плеча Ивана, махнул рукой на Ванин привет, щёлкнул каблуками, поздоровался мягко с Ольгой – и вместе со всеми и своей девушкой пошёл на звуки музыки. Но слышно было, что танцы только еще начинались, хотя музыканты вокзального духового оркестра уже пришли из сквера у театра с кирпичным портиком и из кинотеатра с раскрашенной аркой.

– Сегодня я точно буду танцевать! – шепнул художник, наклоняясь к Ивану.

«Чего это он передо мной отчитывается? Заговорщик нашёлся!» – подумал Ваня, теснее прижав к себе Ольгу.

– Полуночный вальс! – пролаял в жестяной рупор распорядитель с коротким чёрным галстуком на белой летней рубашке.

– Разрешите! – и, к вящему Ваниному восторгу, Ростислав Капитонов подхватил в объятия ту самую мечту целого города – Валечку Кузнецову. И повёл её, легко кружа, по краю мрамора. Следом за ним сорвался старший лейтенант, многие знакомые и сокурсники, и Степан с Таней. Только дети остались завидовать и есть мороженое. Ибо неписаный закон танцплощадки гласил: никого младше шестнадцати на танцплощадку не пускать. Иван медлил, потому что заметил на другом конце площадки едва узнанного им в гражданском Зайнуллу. И с тревогой ждал, подойдёт ли к нему Маруся. Та подошла, перебежав через всю площадку. И Зайнулла с чернокосой тоже, скорее обнимаясь, чем танцуя, соскользнули на белый круг. Здесь были все. Абсолютно все. И все танцевали.

Обыкновенно в это время, на вечерах танцевальной культуры и отдыха, оркестр играл «Память цветов», но сегодня отчегото был «Полуночный вальс». Ивану всегда он казался какимто лязгающим. Он даже снился ему последнее время в кошмарах.

Вот и сейчас – будто зубы лязгали при каждом шаге у Капитонова. А тот смотрел, улыбаясь, в удивлённое и румяное лицо упоительной Валечки.

«А действительно полночь!» – вспомнил Иван, и ему снова стало невыносимо, нестерпимо грустно.

– Пойдём танцевать! – схватил он за руку Ольгу.

– Я не хочу! Я хочу с тобой поговорить! – встрепенулась Ольга, но покорно опустила светлую голову на его плечо. – Помнишь Испанию? – шепнула она.

– Да.

– А помнишь рыбный магазин?

– Да, – сказал Иван, чувствуя, что ему не по себе от звуков лязгающего вальса. И одновременно чувствуя себя и Ольгу под защитой этой жутковатой музыки.

– Я тогда хотела тебе сказать, что хорошо знаю не только итальянский, но и испанский, что тогда была в отчаянии и тоже написала письмо, что хочу в Испанию, на войну.

– Кем?..

– Переводчицей. Я должна ехать завтра. То есть уже сегодня.

– С Капитоновым? Ты с ним? В его поезде?

– Нет. Не с ним. Но тем же поездом. В Москву… В другом вагоне. В таком, знаешь, который цепляют отдельно. С бархатными диванами и цветами в вазочках. А дальше – туда. Прости. Я очень этого хотела, потому что была в отчаянии, не знала, что делать. Я больше этого не хочу. Но отказаться ехать в Испанию нехорошо. Ты понимаешь?

– Понимаю, – сказал Иван. Он действительно её понимал, потому что сам бы уехал, если бы его направили, но…

– Прости. Мне казалось тогда, что я нашла выход. Уехать туда, откуда можно и не вернуться. Но теперь мне так не кажется, а скоро надо уезжать. И всётаки это хорошо, что я сейчас уеду от тебя и ты меня завтра не увидишь, – говорила Ольга, сверкая слезами.

«Ах ты партизанка! – думал Иван. – Обвела меня вокруг пальца. Что делать? Или Ольга права, что уезжает? – Неет! Врёшь! Не сдамся!»

«Полуночный вальс» кончился. Остановившийся рядом Капитонов медленно, с грустным сожалением выпустил из рук пальчики Валечки Кузнецовой, задержавшись на ней пожирающим взглядом, и отвернулся к Ивану и Ольге.

– Ладно. Прощайте! Прощайте, я ухожу!

– Куда?

– Совсем. На вокзал. Я устал.

Промокнув лоб платком, художник двинулся по танцплощадке к тёмной Вокзальной аллее. И пошёл по ней напрямик в белом своём костюме.

Отвернувшись задумчиво, Иван сошёл с белого мраморного круга и стал под фонарём спиной к Ольге.