Ежедневные заботы

Но Бжезинский, наверно, слыхал, что античная демократия была рабовладельческой. Она давала права людей только коренным афинянам, у кого и отец, и мать — чистокровные афиняне, оставляя за бортом гражданской жизни рабов, выходцев из других стран и женщин. Списки законных граждан Афин строго проверялись. Эта особенность и стала главной преградой на пути развития строго ограниченной демократии рабовладельцев.

Крупнейший современный специалист по истории Древней Греции Андрэ Боннар, автор трехтомного труда «Греческая цивилизация», использовав ряд источников, доказал, что общее число полноправных афинских граждан во времена Перикла не превышало тридцати тысяч. А всех жителей Афин было тогда четыреста тысяч. Итак, менее десяти процентов населения города-государства античной Греции пользовались благами первой в мире демократии.

Так что же хотел сказать своим сравнением Бжезинский? Что основной принцип рабовладельческой демократии сохранен и в буржуазном обществе? Что первые две тысячи американских корпораций и есть подлинные хозяева США и что стали они коллективным тираном — не в том смысле слова, как оно звучало в Афинах: тиран — вождь, а в том, какое ему присвоено в наши дни.

Могут сказать, что в Соединенных Штатах нет рабовладения. Но во-первых, в классической форме оно там сохранялось еще в XIX веке. А во-вторых, рабство модернизировано и выступает нынче в других обличьях.

Кстати, в начале пятидесятых годов, в разгар «холодной войны», Андрэ Боннар по просьбе «Литературной газеты» опубликовал на ее страницах несколько статей в защиту мира… и был уволен за это из Женевского университета, где он издавна читал лекции, популярные среди студентов. Не правда ли, убедительная иллюстрация к правам человека на современном Западе и историческим аналогиям Бжезинского?

В чем суть дела, или идеологи новые — злоба старая?

Уже сказано: в любой международной акции политикам типа Бжезинского важнее всего отточенность ее антисоветского острия. Ему мерещится возможность сокрушения реального социализма и упразднения марксизма-ленинизма как учения, якобы опровергнутого американским образом жизни.

А ведь наш советолог социально безграмотен. Да неужели он всерьез полагает, что, продавая по высоким ценам новые модели автомашин и по дешевке подержанные; поджаривая повсюду на электроогне «гамбургеры» — рубленые и химизированные котлетки Мак-Дональда — и предоставляя избирателям право голосовать за одного из кандидатов двух буржуазных партий и третьего, «независимого», у которого не хватает долларов для предвыборного карнавала, Соединенные Штаты и впрямь способны отменить теорию научного коммунизма?!

Будто марксизм рассчитан лишь на лионских ткачей середины прошлого века, а не выражает саму суть исторической миссии всемирного рабочего класса!

Когда Бжезинский говорит об «угасании» марксизма, он не затрудняет себя аргументами, словно это нелепое утверждение уже было доказано кем-то до него. Но что он имеет в виду, кроме сентенций об отдельном домике у американского квалифицированного рабочего, взятом в кредит, и того же автомобиля? У лионских ткачей не было пристойных жилищ, но их работодатели не получали еще сверхприбылей.

Давным-давно, отвечая противникам куда сильнее Бжезинского, Маркс и Энгельс писали, что буржуазия стремится «внушить рабочему классу отрицательное отношение ко всякому революционному движению, доказывая, что ему может быть полезно не то или другое политическое преобразование, а лишь изменение материальных условий жизни…».

Между тем — и это азбучная истина — антагонизм между наемным трудом и капиталом неустраним, поскольку прибавочная стоимость при всех условиях идет туда же, куда и раньше, — в карман Собственника.

Мир, в котором господствует буржуазия, конечно, кажется ей лучшим из миров. И, приглашая трудящихся войти в новый «технотронный рай», модные идеологи империализма, в сущности, только требуют, чтобы они оставались именно в этом обществе, но отбросили свое представление о нем как о чем-то несправедливом и неравноправном.

Любое правительство, берущее в наши дни курс не на мирную разрядку, а на развязывание ядерной войны, станет правительством национальной измены. Какое может быть оправдание тем, кто подталкивает собственный народ к порогу ядерного крематория!

Если бы европейские феодалы прошлого обладали ядерным оружием, Европа была бы уничтожена, так и не дождавшись торжества молодой буржуазии. Теперь, когда американский империализм вооружен атомной бомбой, он жаждет прервать исторический процесс и увековечить себя на земле. Но проблема увековечения плохо монтируется с гигантским грибом на горизонте — не только Соединенные Штаты обладают современным оружием.

Вот мы им и твердим без устали о мирном сосуществовании, разрядке напряженности и разоружении. А о результатах спора двух общественных формаций пускай судят наши потомки — нам бы уберечь их от последствий ядерного распада.