Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии

Однако доктор Бонни не верил в самоубийство по многим причинам. «Чтобы повеситься, – гласит поговорка, – надо надеть на шею петлю». А этого-то герцог сделать как раз и не мог, поскольку перелом ключицы не позволял ему поднять левую руку. Кроме того, со времен битвы при Бернштайне, то есть с 1795 года, когда он потерял три пальца, принц с трудом владел и правой рукой. Как же он смог сделать такой мудреный узел, которым были связаны платки?

И потом, герцог Бурбон всегда считал самоубийство не только большим грехом, но и преступлением. За двенадцать дней до смерти он сказал своему дантисту Оштайну:

– Только трус может убить самого себя!

Что же из всего этого следовало?

Пока доктор Бонни размышлял над этим, госпожа де Фешер, упав в кресло и стараясь соблюсти все условности, стала картинно заламывать руки и испускать горестные стоны. Вдруг, издав самый душераздирающий стон, она произнесла:

– О, как хорошо, что принц умер такой смертью! Если бы он умер в своей постели, всенепременно подумали бы, что это я его отравила…

Доктора сильно удивили эти слова. Однако он промолчал, продолжая осмотр тела Его Высочества, все еще висевшего у окна. Его поразила одна любопытная деталь: ноги повешенного не были оторваны от пола, а касались ковра…

Странное самоубийство![11]

К одиннадцати часам утра о печальном открытии доктора Бонни и Лекомта доложили королю. Взволнованный монарх направил в Сен-Ле председателя палаты пэров барона Паскье.

Во второй половине того же дня, лично проведя расследование, Паскье направил королю официальную записку. Вот ее содержание:

«Обстоятельства смерти настолько необычны, что требуют проведения очень глубокого расследования, и я полагаю, что Его Величеству было бы нелишне немедленно прислать сюда двух врачей, а именно доктора Марка и доктора Маржолена, имеющих опыт проведения осмотров, который требуется в данном несчастном случае».

Что же касается полковника Рюминьи, начальника личной охраны, не перестававшего напоминать об увечьях покойного, 7 сентября президиумом суда города Понтуаза было вынесено следующее постановление:

«Из собранной информации становится совершенно очевидно, что смерть принца Конде была добровольной и явилась следствием самоубийства. При этих условиях правосудие не испытывает необходимости в сборе дополнительных сведений, равно как и в судебном преследовании кого бы то ни было. Посему суд постановляет: признать расследование исчерпывающим и считать дело закрытым».

Выводы, сделанные судом, повергли в недоумение всех здравомыслящих людей. Стал распространяться слух о том, что «кое-кого хотят спасти от наказания»… Имени не назвали, но всем было ясно, что речь идет о госпоже де Фешер.

15 сентября появилась анонимная брошюра с очень вызывающим заглавием: «Обращение к общественному мнению по поводу смерти Луи-Анри-Жозефа Бурбона, принца Конде»[12].

В ней баронесса открыто обвинялась в убийстве своего любовника. Кроме того, отдельные фразы брошюры намекали на то, что за ее спиной стоял сам король…

Эта брошюра вызвала широкий резонанс, и люди стали интересоваться, кто же такая эта госпожа де Фешер…

И вскоре все узнали, что собой представляла эта сомнительная особа.

Эта элегантная женщина, бывшая на тридцать два года моложе своего любовника, была англичанкой с довольно бурным прошлым и вела образ жизни отнюдь не послушницы монастыря.

Дочь рыбака с острова Уайт, Софи Дэйвз, так ее звали, в пятнадцать лет уехала в Лондон с намерением стать актрисой. После нескольких неудачных попыток и проб на сцене Ковент-Гардена она решила «посвятить себя свободной любви».

Герцог Бурбон встретился с ней в Лондоне в 1811 году, когда она, как говорили, «злоупотребляла чарами, дарованными ей Провидением»…

Следует сказать, что Его Высочество посещал не только салоны лондонской аристократии. «Каждый вечер, – пишет доктор Лебопен, – после ужина в скромном “Шоп Хаузе” он отправлялся в театр в те часы, когда билеты на спектакль стоили половину цены. По окончании представления он выходил из театра в компании одной-двух девок, с которыми отправлялся ужинать в какой-либо кабак, сочетая таким образом свое беспутное поведение со скаредностью»[13].

С Софи Дэйвз Его Высочество познакомился в одном из домов свиданий на Пикадилли. Очарованный «ее нахальными голубыми глазами, пылким темпераментом и пристрастием к безделушкам», Луи Бурбон поселил девицу в своем лондонском доме.