Ежевичная водка для разбитого сердца

Я прокручивала в голове наш разговор, который мог бы, говорила я себе в тщетной надежде взбодриться, пройти и хуже. Он ведь не сказал «нет», правда? По крайней мере, не отказал наотрез. Может быть, вернувшись из Лондона, он скажет, что подумал и готов дать мне этот шанс, о котором я просила. У меня мелькнула мысль о хорошеньких англичанках, и я тихонько выругалась. Решительно не могло быть и речи о том, чтобы разобраться во всем этом самостоятельно, и я толкнула тяжелую дверь с твердым намерением отправиться прямиком к Катрин и Никола.

Я сделала несколько шагов по тротуару, но волдырь так болел, что пришлось остановиться. Я как раз снимала розовый шлепанец, когда услышала за спиной:

– Женевьева.

Я обернулась. Максим с чемоданом стоял передо мной в лужице золотистого света. Я застыла с поднятой ногой, держась за шлепанец.

– Такси тебя не дождалось? – спросила я.

– Нет… Такси меня дождалось.

Он улыбнулся и развел руками.

Я посмотрела на него, медленно поставив ногу на землю, – я тоже улыбалась.

– Правда? – сказала я сорвавшимся голосом.

Максим кивнул:

– Да. Правда.

И я кинулась к нему со шлепанцем в руке, и повисла у него на шее, и поцеловала его в заливавшем нас свете.

Эпилог

– Бог ты мой! – воскликнул Никола. – Вот это, я понимаю, палитра!

Он стоял перед большой кухонной стойкой, на которой громоздились подносы и тарелки, полные безупречных и разноцветных маленьких закусок.

– Я всю неделю готовила! – гордо объявила Жозиана, протягивая ему большое фаянсовое блюдо, на котором идеальным кругом были выложены тарталетки с сыром. – Ну же, не стой! Обнеси гостей!

Никола вытянулся в струнку, как провинившийся солдат, и отправился с тарталетками на большую террасу, где человек десять пили аперитив, любуясь закатом солнца над озером.

– Билл так доволен, – сказала Жозиана и сунула мне в руки тяжелый деревянный поднос с четырьмя параллельными рядами канапе. – Он обожает маленькие закуски.

Я улыбнулась как можно более естественно и пошла с подносом вслед за Никола.

Я не успела сделать и трех шагов, как Билл вынырнул из-за деревянной балки, которую украшали оленьи головы, – славные охотничьи трофеи, но, увы, не его.

– Я ненавижу маленькие закуски… – простонал он. – Почему было не приготовить стейки и сосиски на углях… это же мой праздник?

– Ей это в радость, пап…

– Я знаю, знаю… но обещай мне одну вещь, красавица дочка… когда будешь устраивать вечеринки для своего мужика… лучше угли.

– Да, папа.

Я пошла дальше, боясь уронить поднос, весивший не меньше пятнадцати килограммов.

– Угли, Женевьева! Главное – угли! – крикнул отец мне вслед, когда я уже вошла на террасу.

Одреанна, повисшая на руке Феликса-Антуана, подняла голову на его крик и бросила мне прочувствованное: «Фигня?» Я мотнула головой – мол, забудь – и пристроила поднос на стеклянный столик, надеясь, что тот не разлетится вдребезги под его весом.

– А когда приедет Катрин? – спросил голосок Ноя за моей спиной. Я обернулась – на нем были плавки с человеком-пауком, ласты и маска. – Она обещала пойти со мной купаться!

– Скоро приедет, – ответила Сьюзен, положив ему руку на плечо. – Сразу после прослушивания. Хочешь, я пойду с тобой купаться?

Ной бросил на нее подозрительный взгляд сквозь маску, но кивнул. Сьюзен скинула тунику, под которой оказался зеленый купальник – и тело на зависть любой тридцатилетней, и они с Ноем ушли.

– В озере много рыб, – произнес гнусавый из-за маски голосок. – Но ты не бойся, я с тобой.

Никола, стоявший столбом с блюдом тарталеток перед двумя коллегами отца, провожал их взглядом с умильной улыбкой. Я подмигнула ему и стала пробираться к матери, которая пила свои полстакана вина в обществе Максима.

– Женевьева! – воскликнула она, увидев меня. – Ты знала, что Максим был в Непале и в Тибете?

– Да, я в курсе, – ответила я, прильнув к моему любимому. Я открыла за последние полтора месяца простое, несказанное и перманентное удовольствие – прижиматься. Флориан никогда этого особенно не любил, но Максим оказался странным и идеальным для меня гибридом, экспериментальной помесью ласкового кота и коалы. Стоя, лежа, сидя, на ходу – мы постоянно обнимались, так естественно и непринужденно, что я только диву давалась, а Максим говорил, что мы действительно созданы друг для друга.

– Это на физиологическом уровне, – объяснял он, целуя меня в шею и не сбиваясь с шага. – Наши тела идеально совмещаются.

И этого объяснения мне хватало, потому что оно было простым, а я была счастлива, что у меня есть еще одна причина любить этого человека.

– Это уже почти невыносимо, – заметила однажды Катрин, когда мы стояли перед ней, как сиамские близнецы, сросшиеся и очень этим довольные.

– Я могу сделать еще один вираж и вернуться к Флориану, – поддела ее я, на что Катрин отреагировала панической мимикой, а Максим укоризненным «ох…».

– Это не смешно, – сказал он мне.

– С Флорианом все будет в порядке, любимый. Он меньше всего хотел бы, чтобы к нему относились, как к раненому животному.