Ежевичная водка для разбитого сердца

В ее вопросе не было агрессивности. Просто замечание, но в моем состоянии я сама простерла его на все мое прошлое, на всю мою жизнь. «До какой степени можно играть? – спросила я себя. – Надо или не надо?» Я, конечно, подозревала, что существуют странные экземпляры, которые всегда абсолютно честны и безупречно подлинны. Но они пугали меня, пожалуй, не меньше, чем вечные комедианты, великие актеры повседневности, те, о которых никогда не знаешь, чувствуют ли они на самом деле то, что говорят, или так усиленно притворяются, что и сами в это верят. Есть ли золотая середина между двумя этими крайностями? Я провела рукой по лицу.

– Мне надо еще выпить, Кэт.

– Нико в баре, иди к нему, если хочешь.

Образ Никола, сидящего за кружкой светлого пива в приглушенном свете бара, вдруг показался мне маяком в ночи. Мне бы, наверно, следовало заподозрить, что неспроста я вижу нечто столь спасительное в факте присутствия друга в баре и что лучше мне было бы лечь спать, но я, недолго думая, надела пальто.

Огни бара ложились красивыми золотистыми пятнами на сугробы перед витриной. Я улыбнулась, представив себе тепло большого зала, улыбку Никола и стакан вина, ожидавшие меня за дверью. Я сразу увидела Никола, который поднял голову и просиял при виде меня. Никола, с его светлыми волосами, с его довольным и всегда готовым к радости видом, часто напоминал мне золотистого ретривера. Я никогда ему этого не говорила – кому понравится быть похожим на собаку, – но для меня это был комплимент.

– Йо, Жен! – приветствовал он меня и подвинулся, давая мне место. – Ты помнишь Максима?

Он сидел с молодым мужчиной, которого мы встретили две недели назад, в ТОТ раз, когда ОН пришел сюда с НЕЙ.

– Привет, Максим, – поздоровалась я слегка разочарованно. Я-то надеялась, что Никола будет весь мой, что я смогу эгоистично задолбать его своими вопросами и позабавить описанием подруг моей сестры.

– Привет, Женевьева, – ответил Максим, поднявшись. Та же обволакивающая и заразительная улыбка, те же смеющиеся глаза. Он взял меня за руку и тихонько притянул поближе к себе. Поцелуй в щеку, потом в другую.

– Как дела? – спросил он, отстранив свое лицо от моего.

– Я…

Что-то произошло. Или я была пьянее, чем думала. Я подняла глаза на Максима, который смотрел на меня так же, как две недели назад. Он был и вправду очень красив. Дело было не в правильности черт, а в том, что приветливее лица я, пожалуй, в жизни не видела.

– Смотри, Макс, она еще подумает, что ты как-то странно на нее смотришь! – прыснул в пиво Никола.

– ПРЕКРАТИ! – вырвалось у меня.

Я вдруг почувствовала глубинную связь с подругами моей сестры.

Максим стоял рядом и от души смеялся.

– Это я заговорил с ним о тебе, – объяснил Максим. – Я сказал, что ты очень красивая, а он мне говорит: оно и видно, потому что ты сказала, что я пялился на тебя как дурак.

У него была совершенно обезоруживающая манера делать комплименты. Очевидно, подумалось мне, мы не привыкли, чтобы нам говорили, что мы красивы, так естественно и непринужденно.

– Я не говорила, что ты пялился на меня как дурак, – возразила я.

– Нет, но ты сказала, что он как-то странно на тебя смотрел, – уточнил Никола.

– ПРЕКРАТИ! – Я раскинула перед ним руки, жестом спрашивая, что на него нашло, потом повернулась к Максиму:

– Серьезно, это болезнь какая-то! У него Туретт или что?

Максим все еще смеялся.

– Выпьешь с нами?

– Не знаю, – сказала я, садясь. – Он же через две секунды во всеуслышание огласит мой номер лифчика.

– ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ С! – заорал Никола, отчего к нам повернулся десяток голов. – Извини, Жен, но ты сама напросилась.

– Можно узнать, откуда тебе это известно?

– Мужчина с моим опытом может угадать размер лифчика любой женщины, дорогуша.

Они с Максимом принялись называть размеры лифчиков сидевших в баре женщин, смешно хлопая ладонью о ладонь, когда их оценки совпадали.

– Нам еще два пива, – сказал Никола официантке Мари, когда она подошла к нашему столику.

– Мне бокал шардоне.

Мари понимающе улыбнулась мне и кивнула.

– Тридцать четыре В, – хором произнесли Максим и Никола, как только она отвернулась, и снова хлопнули ладонью о ладонь.

– Ладно, – сказал Никола. – Побаловались и хватит. Как прошел вечер?

– Не так уж плохо. Забавно. Мой отец. Группа подростков. Лаваль.

– Ничего себе! – вставил Максим. – Не знаю, кто твой отец, но звучит как начало фильма ужасов.

– Можно узнать подробности? – спросил Никола.

И я принялась рассказывать о проведенном вечере, очень оживленно и, что немаловажно, с большим удовольствием. Я подражала подросткам, пародировала отца, с пафосом описывала каменных львов, украшавших вход в большой дом…

– У твоего отца новый танк? – спросил Никола.

– Ага, серой марки.

Я была в ударе, на радость моей маленькой аудитории. И мне приходилось сдерживать свое ликование всякий раз, когда Максим смеялся над моими рассказами. Его смех был как награда, и я находила, что после всех этих недель «тощих коров» и горестей вполне ее заслуживаю.