Ежевичная водка для разбитого сердца

Часом позже я глупейшим образом согласилась, когда Максим предложил пойти позавтракать в маленькое кафе на первом этаже его дома. Часы на микроволновой печи показывали половину девятого, и больше всего мне хотелось уйти отсюда, лечь в кровать и, свернувшись калачиком, проспать до вечера. Но я была слишком слаба, или слишком труслива, или слишком вежлива, чтобы сказать «нет». Хуже всего то, говорила я себе, тщетно пытаясь пристроить чашку на стойку, заставленную другими чашками, пустыми бутылками и тарелками разной степени чистоты, что Максим, похоже, именно из тех людей, кого не обижает отказ. Но его просьба была так любезна, так непосредственна, что я только и смогла пробормотать «да» в большую чашку с профилем королевы Елизаветы.

– Я нашел ее на рынке Финнеган на Гудзоне, – гордо сообщил Максим, протянув мне ее, когда я вышла из комнаты. – Ты знаешь, где это?

– Не очень.

– Я обожаю блошиные рынки.

– Никогда бы не подумала, – ответила я, и Максим рассмеялся своим чудесным простодушным смехом.

Его квартира, казалось, была полностью обставлена вещами, купленными на аукционах, распродажах наследств и блошиных рынках.

– Вообще-то, – добавила я, – можно повесить ценники почти на все, что тут есть, и открыть блошиный рынок прямо в квартире.

Здесь стояли старые разрозненные кресла, сосуществовала мебель разных эпох, торшеры на позеленевших ножках, персидские ковры с поблекшими красками, старенькое пианино и какие-то дикие картины на стенах. «Я коллекционирую безобразные картины», – объяснил мне Максим, когда я спросила об одной из них: недорисованный клоун на фоне шотландского пейзажа.

– Ты хоть понимаешь, что недалек от карикатуры на истинного артиста? – спросила я.

Он пожал плечами и улыбнулся.

Случалось ли ему сомневаться в себе? Не в пример большинству карикатур на истинных артистов, встречавшихся мне до сих пор, он, похоже, ничуть не обиделся. Его естественность обезоруживала и, пожалуй, немного сбивала с толку. Он действительно такой непринужденный, или я сижу перед одним из лучших комедиантов в городе? Оттого, что я задала себе этот вопрос и, стало быть, заведомо предполагала, что человек «в своей тарелке» может лишь играть роль, у меня вдруг капитально испортилось настроение.

– Как ты? – спросил Максим.

– Я, да… ванная?

Он указал в коридор.

– Я не испугаюсь? – фыркнула я, встав.

Он рассмеялся:

– Нет… нет, там не так страшно. Я убрался в ванной пару дней назад…

«Да есть у тебя хотя бы один комплекс?» – подумала я. Его непринужденность и полное отсутствие страхов, реальных или надуманных, смущали меня.

– Я никак не успеваю найти домработницу, – добавил он. – И…

Он вдруг замолчал.

– Ты хотел сказать: и у меня нет подружки?

Опять тот же непринужденный смех.

– Послушай… ничто так не стимулирует человека сделать уборку, как подружка.

– Наоборот! Потому что, когда ей надоест бардак, она сама все уберет!

– Ты говоришь по своему опыту?

Я пожала плечами, ничего не ответив. Я не хотела заводить речь о Флориане, не говорить же ему: «Нет, я прожила шесть лет с человеком, который был куда аккуратнее меня». От воспоминания о нашем кондоминиуме, светлом, чистом и прибранном, у меня защемило сердце. Я направилась в ванную, где было и в самом деле «не так страшно», а возвращаясь, заглянула в единственную – не считая кухни – комнату, которая не выглядела сошедшей со страниц романа Гюисманса. Это был кабинет; довольно новая софа стояла перед огромным, новейшей модели телевизором. Такой же навороченный компьютер красовался на большом современном столе среди множества бумаг и открытых словарей.

Максим сказал мне вчера, что публикует детективные романы под псевдонимом Лоренс Блэк, который я хорошо знала, ибо регулярно видела в рейтингах разных книжных магазинов.

– Почему же под псевдонимом? – спросила я.

– Потому что под своим настоящим именем я издаю сборники стихов, которые никто не читает, – объяснил он. – Ну да, поначалу я думал, что напишу только один детектив, а прославлюсь благодаря моим гениальным стихам, но… Лоренс – это мое второе имя, а Блэк… просто хорошо звучит.

– Женевьева тоже пишет, – счел нужным вставить Никола, но я сменила тему. Мне хотелось смеяться и таять в ласковой непринужденности Максима – мне совсем не хотелось думать о незаконченной биографии «звездочки» из реалити-шоу, ожидавшей меня в моем компьютере, и еще меньше – о собственных, более литературных текстах, которые я пыталась писать, так и не опубликованных ни под моим именем, ни под псевдонимом.

– Хочешь пойти позавтракать? – спросил Максим, когда я вернулась.