Она сказала это с совершенно обезоруживающей искренностью. Мне захотелось прыгнуть через стол и обнять ее. Моя подруга. Совсем, ну совсем без тайны. И такая настоящая, что это, по-моему, волнует сильнее любой тайны.
– Славная мы команда, а? – сказала я ей.
У Катрин глаза были на мокром месте. Но мои оставались решительно, безнадежно сухими. Я посмотрела на большие часы над стойкой, за которой лихорадочно суетился толстый Стив, готовя кофе для небольшой толпы.
– Мне пора, – встрепенулась я.
Катрин кивнула, утирая глаза:
– Извини. Я худшая подруга на свете. Ты приходишь ко мне поделиться, а я реву тебе в жилетку.
– Перестань. Это я говорю только о себе вот уже месяц… Просто тебя достало.
– Да?
– Да. А сейчас я пойду поговорить о себе с кем-то, кому за это плачу.
– Ты спроси ее, что она думает о теории «ice queen»! – крикнула мне вслед Катрин, когда я рысила к выходу, игнорируя безутешные взгляды Стива.
Удобно сидя в кожаном кресле, Жюли Вейе безмятежно смотрела на меня. На ней была супероблегающая белая блузка, длинные пряди черных волос симметрично ниспадали на груди.
– Ну, вот… как-то так, – сказала я.
Я только что закончила рассказ о телефонном разговоре с Флорианом. Мой список, разумеется, был забыт. Ничто больше не имело для меня значения, только этот разговор и то, что из него следовало. Я говорила, как выяснилось при взгляде на маленький будильник, стоявший на столе между нами, больше получаса. И теперь я ожидала, что Жюли Вейе, с высоты своего образования и своей роскошной силиконовой груди, скажет мне, что об этом думать. Я хотела, чтобы она препарировала разговор с моим бывшим, которого я, в конце концов, знала лучше, чем кто бы то ни было (и этим фактом все еще как дура гордилась: чертова хипстерша могла делить с ним постель – ужасная, ужаснейшая мысль! – зато я знала его как облупленного).
Но Жюли, конечно же, ничего не говорила.
– Моя лучшая подруга считает, что я должна была вести себя, как «ice queen»… а ты как думаешь?
– «Ice queen»?
– Холодная, невозмутимая и равнодушная.
Жюли кивнула в знак понимания.
– Это смешно, – заговорила я после паузы. – Вряд ли это бы что-нибудь изменило, правда?
Жюли по-прежнему молчала.
– О’кей, это, типа… ты молчишь, потому что я сама должна найти ответы на мои вопросы?
Она тихонько засмеялась:
– Я могу помочь тебе ответить на твои вопросы, Женевьева. Но я не могу тебе сказать, правильно ты сделала или нет, что накричала на своего бывшего.
– Но это же нормально, разве нет?
– Что?
– Кричать, бесноваться… Перед тем как прийти сюда, я зашла к подруге в кафе, где она работает, и… ничего, ни слезинки. Я только очень сильно злилась.
– Такое бывает. Как ты себя ощущаешь по отношению к этому?
– По отношению к бесноватости? – Мне казалось, что наш разговор принимает все более бредовый оборот. – Не знаю… я думаю, это закономерный этап, гнев, разве нет?
– Кто сказал, что закономерный?
– Ну, этапы после утраты… печаль, гнев, обида, смирение…
Вообще-то я имела очень смутное представление о списке и порядке следования этих этапов, о которых не раз слышала, но не придавала значения. Я отталкивалась в основном от эпизода из «Студии 30»[50]
, где Алек Болдуин проигрывает каждый этап в замедленном темпе. Можно было перейти к обсуждению заслуживающего доверия источника.Жюли Вейе напротив меня улыбалась.
– Мне не очень нравится этот подход, – сказала она.
– Так, по-твоему, этапов нет?
– Этапы есть, да, но они твои.
Я почувствовала, что глаза у меня стали круглыми, как в тот раз, когда она сказала мне неделю назад, что я решаю все. Я представила, как буду приходить в кабинетик Жюли Вейе неделю за неделей – и всякий раз поражаться очевидной истине. Ладно, если уж я выгляжу полной дурой, сказала я себе, можно задать глупый вопрос.
– Но… откуда мне знать, какие мои этапы?
Жюли по-прежнему улыбалась.
– У тебя все пациенты такие тупицы?
– Я должна соблюдать профессиональную тайну, иначе понарассказывала бы тебе и не такое…
Я улыбнулась ей в ответ.
– Так… я задам вопрос по-другому: откуда мне знать, этап это или просто минутная слабость?
– Ага, вот это уже интереснее. Ты злишься на себя за то, что так с ним говорила?
– Нет! – ответила я обиженным тоном – в духе Одреанниного «ты за дуру меня держишь?»
– Тебе от этого полегчало?
Я задумалась.
– Не очень. Когда я повесила трубку, во мне клокотал невыплеснувшийся гнев… как будто я начала восхождение, но до вершины добраться не успела…
Жюли смотрела на меня, кивая, – само понимание.
– В то же время… – продолжала я, – в то же время какая-то часть меня хотела попросить его вернуться. Обнажиться перед ним и сказать «вернись».
– Ты больше не хочешь играть с ним в игры.
– Нет… уж точно не в «ice queen». Но… поди угадай, где игра, а где нет… Странно, да?
– Нет.
– Вдобавок я не знаю, играет ли он тоже… Я хочу сказать: это не очень в его духе, но… не знаю. Я совсем запуталась.