Ежевичная водка для разбитого сердца

Еще не поздно спастись бегством, сказала я себе. Никола и Катрин стояли между мной и дверью, но можно выпрыгнуть в окно, в стиле Лары Крофт. В мутных и прельстительных водах неприятия действительности я плавала большую часть моей жизни, почему бы не зайти еще чуточку дальше и не отказаться взглянуть правде в лицо, убежав от нее на сей раз физически? Я представила, как изящно ныряю в окно и падаю в снег несколькими метрами ниже, потом поднимаюсь, без единой царапины, смотрю направо, налево (достаточно долго, чтобы зритель успел полюбоваться моей великолепной пластикой) и наконец бегу со всех ног с решительным видом. Я покосилась на окно.

– Отличная мысль, – сказал Никола, – но скорее всего ты просто ушибешься о стекло.

Я поморщилась. Как он мог прочесть мои мысли? Неужели я до такой степени предсказуема?

– Ишь ты, – сказала я, – какой проницательный… И что же, по-твоему, я отвечу?

– Полагаю, ты сейчас скрестишь руки на груди и надуешься.

Да уж, силен. Я заставила себя держать руки опущенными, отчего вдруг осознала, что у меня есть эти две конечности, и, изо всех сил стараясь не надуваться, сказала:

– Это не он звонил, это я ему позвонила.

Никола и Катрин молчали. В отношении последней это было особенно тревожно: если уж Катрин нечего сказать или выкрикнуть, значит, дело очень, очень плохо. Ничего не оставалось, кроме как принять удар.

– О’кей, – сказала я. – Хватит. Прекратите смотреть на меня, как на слабоумную, ясно? – Оба уставились в ковер, это выглядело комично. – Я позвонила Флориану, потому что, выйдя от психотерапевта…

– …А я тебя предупреждал о постпсихотерапевтическом эффекте… всегда надо навести порядок в голове, прежде чем…

– …позвонила Флориану, потому что решила: не желаю больше играть в игры. И потом, правда, самая настоящая, истинная правда в том, что я хочу его увидеть. Я хочу с ним поговорить, сказать ему, как я себя чувствую, и попытаться понять… Вот вас, скажите, не удивляет, что уже месяц, как мы расстались, и ни разу за это время не поговорили? Я думаю, что имею право на разбор полетов.

– Который час? – спросила Катрин.

– Четверть двенадцатого, а что?

– Пойду, сделаю «Кровавых Цезарей».

– Я сказала четверть двенадцатого.

– Жен… – Она смотрела на меня будто на чрезмерно оптимистичного юношу, отправляющегося на высадку в Нормандии. – Мы все согласны, что ты имеешь право на разбор полетов. Но боюсь, ты еще не готова. Нужно выпить.

Никола, которого сначала, похоже, удивила идея «Кровавых Цезарей», в конечном счете ее одобрил.

– Кэт, не могу же я идти пьяной.

– Один коктейль. А потом будешь осторожней с выпивкой.

Мы все трое кивнули, как будто каким-то боком это мог быть хороший план.

– Не ходи, – сказал мне Никола, когда Катрин вышла из комнаты.

– Я уже не могу позвонить ему и сказать, что не приду.

– А это, по-твоему, не игра? Ты не хочешь признать, что боишься или что, может быть, совершила ошибку?

– Я не боюсь! И почему это ошибка? – Я почти сорвалась на визг, что было дурным знаком. – Прекрати так на меня смотреть.

– Ты уверена, что этого хочешь?

– Честно?

Я присела на стул, чтобы лучше думалось. Изо всех сил постаралась думать честно. Карты были спутаны так давно, и я уже месяц жила в режиме выживания, который чаще обычного требовал от меня серьезных отступлений от честности.

– Честно? – повторила я, как будто это слово могло волшебным образом пробудить здравый смысл. – Не знаю.

Не густо, зато честно. Передо мной появился «Кровавый Цезарь». Сделав большой глоток, я едва не расплакалась от благодарности и добавила: «Я не боюсь, я уже за гранью страха. Поэтому мне лучше не думать слишком много, иначе я дойду до ручки…»

Я почувствовала, что сейчас разревусь, и замолчала.

Катрин села передо мной со своим огромным стаканом.

– Признайся, ты ведь втайне довольна, что мне это нужно, – сказала я. – У тебя появилось весомейшее оправдание, чтобы выпить до полудня…

Я улыбнулась. Мои друзья тоже, и мы чокнулись.

– Всегда в удовольствие поощрять чужие пороки, когда под эту лавочку можно предаться своим, – сказал Никола.

– Ты не думаешь… не лучше ли было подождать? – спросила Катрин.

– Нет… это как нарыв, лучше вскрыть сразу… После вчерашнего звонка, да с моей реакцией, я была настолько не в себе… еще больше не в себе, чем раньше…

Катрин сделала большие глаза: дело пахло керосином.

– …Я предпочитаю все выяснить сразу. Честно… – Я подняла палец и посмотрела на Никола, подчеркивая намеренное употребление этого наречия. – Мне вообще-то без разницы, что он скажет. Я только хочу положить конец сомнениям.

– О’кей, – кивнул Никола, садясь. – Короче, ты идешь.

– Да.

– Хорошо. Ты продумала план?

– Ты продумала экипировку? – одновременно с ним спросила Катрин.

– Нет и нет. Потому я и хотела с вами поговорить, хоть и знала, что вы меня осудите.