Ежевичное вино

— Конечно, конечно, но ведь наступит время, э? — Клермон фамильярно хлопнул Джея по плечу. — Мой дом в стороне от главной площади. Улица Вольных Граждан. Дом номер четыре. Моя жена страстно хочет увидеть нашу новую знаменитость. Она будет так счастлива познакомиться с вами. — Его усмешка, наполовину скромная, наполовину жадная, была странно заразительна. — Поужинаете с нами. Попробуете gésiers farcis[59] моей жены. Каро знает о деревне все, что стоит знать. Она покажет вам Ланскне.

Джей ожидал простой трапезы. Перекусить чем бог послал, в компании строителя и его жены, непременно маленькой и неопрятной, в переднике и платке, или же кукольно-розовой, как Жозефина из кафе, с яркими птичьими глазками. Возможно, сперва они будут смущаться, мало говорить, жена разольет суп по глиняным мискам, краснея от удовольствия от его комплиментов. Они отведают домашнего жаркого, и красного вина, и оливок, и стручковых перцев в пряных маслах. Позже они расскажут соседям, что новый англичанин un mec sympathique, pas du tout prétentieux[60], и его быстро сочтут в общине своим.

Реальность оказалась совсем другой.

Дверь открыла пышная, элегантная леди в светло-голубых двойке и туфлях на шпильках; увидев гостя, она вскрикнула. Ее муж, меланхоличнее, нежели обычно, в темном костюме и галстуке, жестом из-за плеча супруги поманил гостя в дом. Изнутри неслись музыка и голоса, и виднелась мебель, обитая столь веселеньким ситчиком, что Джей заморгал. В черных джинсах и футболке под простой черной курткой он показался себе неуместно и неудобно скромно одетым.

Кроме Джея было еще трое гостей. Каролина Клермон представила их, пока разносила напитки («наши друзья Туанетта и Люсьен Мерль и Жессика Морне, владелица модного бутика в Ажене»), одновременно прижавшись щекой к щеке Джея и всовывая ему в руку коктейль с шампанским.

— Мы так мечтали познакомиться с вами, мсье Макинтош, — или можно называть вас Джей?

Он начал было кивать, но был сметен в кресло.

— И разумеется, вы должны называть меня Каро. Как чудесно, что в деревне появился новый человек — культурный человек. Мне кажется, культурность — это невероятно важно, а как по-вашему?

— О да, — выдохнула Жессика Морне, вцепившись в его руку слишком длинными красными ногтями, явно фальшивыми. — В смысле, Ланскне удивительно неиспорченное место, но иногда человек образованный просто жаждет чего-то большего. Вы должны рассказать нам о себе. Вы писатель, Жорж нас не обманул?

Джей высвободил руку и смирился с неизбежным. Он отвечал на бесконечные вопросы. Он женат? Нет? Но, несомненно, у него кто-то есть? Жессика сверкнула зубами и придвинулась ближе. Чтобы отвлечь ее, он изобразил интерес к банальностям. Чета Мерль, мелкая и элегантная в гармонирующем кашемире, прибыла с севера. Он закупал вино для одного немецкого импортера. Туанетта подвизалась в какой-то местной газете. Жессика оказалась столпом деревенского драматического кружка — «ее Антигона изысканна» — писал ли Джей для театра?

Он очертил сюжет «Пьяблочного Джо», о котором все слышали, но никто не читал, и вызвал восторженные ахи Каро признанием, что начал новую книгу. Готовка Каро, как и ее дом, оказалась цветистой; он отдал должное souffle au champagne и vol-au-vent, gésiers farcis и bœuf en croûte[61], втайне сожалея о домашнем жарком и оливках своих несбывшихся ожиданий. Один за другим он мягко отклонил становящиеся все более откровенными авансы Жессики Морне. Он был умеренно остроумен, рассказывал анекдоты. Он принял множество незаслуженных комплиментов своему français superbe[62]. После ужина у него заболела голова, каковую боль он безуспешно попытался притушить алкоголем. Следить за все более беглым французским становилось все труднее. Целые куски беседы облачками проплывали мимо. К счастью, хозяйка была достаточно говорлива — и эгоцентрична — и принимала его молчание за восхищенное внимание.

Ужин закончился ближе к полуночи. За кофе и реtits fours[63] головная боль утихла, и Джей смог вновь ухватить потерянную было нить беседы.

Клермон — галстук ослаблен, лицо потное и пятнистое — произнес:

— Что ж, могу лишь сказать, что давно пора чему-нибудь произойти, чтобы о Ланскне заговорили, э? Мы бы стали ничуть не хуже Ле-Пино, если б направили всех в нужное русло.

Каро кивнула. Джей понимал ее французский лучше, чем французский ее мужа, чей акцент густел по мере опустошения бокала. Каро сидела напротив него на подлокотнике кресла, нога на ногу, с сигаретой в руке.

— Уверена, что теперь, когда Джей вступил в нашу маленькую общину, — она оскалилась за дымовой завесой, — все пойдет на лад. Атмосфера станет другой. Люди начнут развиваться. Господь видит, как я старалась — в церкви, в театральной студии, в литературном обществе. Разумеется, Джей согласится выступить перед нашим скромным писательским кружком в ближайшие дни?

Он тоже уклончиво оскалил зубы.