Ежевика в долине. Король под горой

Он заметил, что Тристан называет лигу агнологов корпорацией и весьма пренебрежительным тоном. Всем пальерам претила мысль о продаже научных открытий.

– Не говори. Видишь, в чем беда, Илия: мы просчитались, когда думали, что самые умные. Нас рассекретили не то что агнологи, но и герцогиня Лоретт.

– Ты погоди с выводами. Там неясно, у кого ищейки лучше, – Илия пихнул его локтем под бок.

Подошедший к концу день вошел в историю. Короткая человеческая память сберегала все самое важное, игнорируя даты, политические нюансы, статусы и прочие экзаменационные вопросы. Трое молодых людей – Тристан, Илия и Гислен – положили руки на плечи друг другу и смотрели, как в черном небе взрываются фейерверки. Гислен плакала, в ее слезах мерцали отражения салюта. А Тристан только яростнее комкал аксельбанты на эполетах друга, всем остальным видом не выдавая чувств. И только Илия мог еще смотреть на алые и золотые россыпи искр, слышать пушечные залпы и не знать трепета перед ними.

Глава IV Арьергард никуда не идет

Ты крайний, ты в заднице, так что не спать,

Зевнешь  – экипажу конец.
Кольт-браунинг спарка калибра ноль-пять
Отныне  – и мать, и отец.

Всеволод Колюбакин Баллада о Чарли Тэйле, хвостовом стрелкеFlying fortress B‐17G

У Илии Гавела было особенное свойство: чужой страх отрезвлял его. Когда вокруг царила паника, он возвышался над ней. Все его силы приумножались в такие моменты, словно ответственность была незримым бичом, не позволяющим ему расслабиться и пустить все на самотек. Он познал свою отвагу в детстве, когда играл с одноклассниками в вышибалы. Суть игры была незайтелива: выбить с помощью мяча как можно больше соперников и не вылететь самому. Все ребята врассыпную разбегались от летящего в них вышибалы, но Илия выходил вперед, ловил мяч и мгновенно атаковал сам. Стратегия понятная и победоносная, но никто больше почему-то к ней не прибегал. Мяч был очень страшным. Илия тоже его боялся, потому и ловил скорее, чтобы тот не мог навредить ему и сокомандникам.

Эхо шлепков мяча о пол школьного спортзала не шло в сравнение со звуками артиллерийской атаки. Илия узнал беспощадным опытным путем, что человек может умереть от попадания в лицо огромного мерзлого комка земли. Было удивительно узнавать, что каждый снаряд заводил страшный механизм, и мир вокруг оживал, и в нем начинали происходить вещи, до того неведомые. И что в общем-то по законам физики творимое вокруг правильно, а по законам морали – нет. Когда человек наблюдает неестественные процессы, он рискует сойти с ума. Категория чудесного опасна для психики – предупреждали агнологи. Что же до безобразного… Илия еще во время первого боя принял за правило не давать оценки тому, что ему виделось скорее кошмаром, чем реальностью. Когда парень из твоего блиндажа, с которым ты недавно познакомился и узнал, какая кличка у его собаки, оставшейся дома (кстати, пса звали Реджи), – несет в руках те части себя, что явно должны быть внутри тела, лучше всего не думать о том, насколько увиденное ненормально. Разумнее просто не смотреть на его руки, хотя получается с трудом. Вообще не думать – было основной уловкой окопников. Илия и Тристан, которые большую часть сознательной жизни только и делали, что учились, не сразу познали эту великую мудрость. Поэтому поначалу они просто пытались переключаться на мысли о чем-то отстраненном, но беспощадная логическая цепочка приводила их в реальность в самый страшный момент. И становилось еще хуже. «Здесь всегда положение только ухудшается, лучше не бывает никогда», – поучал капитан Илию. Гаро, приятель Тристана, был прав – все вокруг ныли. Даже те, кто не любил жалобы, ныли о том, что все ноют.

Старый фронт был конвейером бесконечной боли и потерь, он сдвигался и возвращался в границы все время Войны-на-меже. От него все устали. Илию отправили именно сюда. Новым фронтом, что простирался на северной границе, назвали битвы за города Эскалота. Солдаты получали письма от родственников с Нового фронта и сплетничали о том, какое там разверзлось пекло. И тогда нытье о бытности на Старом фронте сдабривалось фразой «лучше так». «Видите, в сравнении стало лучше», – сказал Илия капитану. На Новом фронте царила ненависть и ярость: обе стороны видели резон войны и ставили цели. А позиционная война замерла во временной петле с повторяющейся смертельной рутиной. И командиры уже не ругали солдат за игру в футбол между окопами и не называли поздравления противника с Покровицей братанием с врагом. Некоторые бойцы прибыли сюда в самом начале в возрасте Илии и, проведя здесь восемь лет, не знали другой работы. Поэтому, когда новенькие приходили в исступление от слухов, что до следующей Покровицы они уж точно вернутся домой, «старики» только отмахивались: «Каждый год обещают. Это традиция такая, вместо подарков».