Зарисовки о семействе Лау-Кайрино. Продолжение к "Попадосу"
Фантастика / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Слеш / Романы18+====== Ежи и творчество ======
— Прееесвятыыыыеее беееелочкииии, — напевал Ежи, увлеченно рисуя, покачивая рыжей косичкой, — Маааальчикиии и деееевочкииии. Мапуся! А кто такие «девочки»? — не отрываясь от своего занятия, спросил он.
Я вычесывал волосы, заплетая их в косу, и медитировал под это занятие. Выбритый перед свадьбой клок волос отрос за это время прилично, но все равно вносил диссонанс в прическу и внешний вид, хотя мне это не мешало. Так же, как и раз в полгода отстригать 10-15 сантиметров волос, стремящихся опуститься ниже копчика. Мэд негодовал, показательно наказывал, шлепал, потом игра переходила в постельные игрища, и доставляла нам обоим удовольствие. Опять, что ли, состричь немного? Мэд вот-вот должен приехать.
— Ежи, бывают альфы и омеги, бывают мальчики и девочки. Мальчики это альфы, а девочки, как омеги. Но у них немного другое строение тела, ты же знаешь про инопланетян. Так вот, мальчики и девочки — это гуманоиды. Вернее, дети гуманоидов. А что это ты рисуешь? — спохватился я, подходя к столику и заглядывая через плечо сына.
Ежи разрисовывал цветными фломастерами фотографию, где я с Мишкой стоял на фоне Лондонского Тауэра.
— ЕЖИ! — вскрикнул я.
— Йоптваюмать, да? — спросил он, приподняв рыжие бровки и собираясь заплакать.
— ДА! — гаркнул я и тут же спохватился. — Нет. — резко выдохнув и попытавшись успокоиться, прижал рыжую голову к животу и практически спокойно спросил:
— Кто тебе разрешал брать чужие вещи, сын?
— Мапуся! Но они же не чужие! Это же твои! — совершенно искренне изумляясь, хлопал ресницами он.
— Вот именно. Мои. А не твои. А если я возьму твоего Мурзика и оторву ему лапу? Тебе это понравится?
— Мапуся! Ты что? Мурзик — мой тоу! Его нельзя брать!!! — возмущение сына плескалось в его глазах, рот кривился, ребенок сдерживался, чтобы не заплакать. — Фотографии наши, общие же! А Мурзик — мой. Нельзя ему лапу… Он плакать будет! — не выдержал и заплакал-таки, размазывая слезы кулачком.
— Ежи, послушай меня внимательно. Нельзя брать чужие вещи без спроса. А если отец возьмет твой любимый костюмчик — зелененький, с рюшками, наденет его и порвет? Тебе будет приятно? Или дедуля возьмет твои фломастеры и будет ими подписывать деревья в теплице без твоего разрешения? Ты захочешь нарисовать Мурзика, а желтый цвет забрал деда?
Ежи рыдал безостановочно, задрав голову вверх, душевно, показательно страдая, растянув губки скобочкой и вздрагивал, вытирая сопли правой рукой с зажатым в ней фломастером.
Весь в мамочку — такое же живое воображение.
— Представил, сынок?
— Дыаааа! — качнул головой Ежик, вытирая слезы локтем.
— А теперь вспомни — кто-нибудь брал твои вещи — дедуля, отец, я, или Солис?
Серхио-Сержио-Ержи-Ежи задумался, сосредоточенно нахмурив рыжие бровки, и немного подумав, кивнул головой:
— Брали. Отец привез тогда коробочку воздушных шариков, они были грустные — длинные и белые. И я нарисовал им глазки и ротики. Он потом забрал всю коробку.
Хорошая память, прямо как у меня. Да уж, когда гости вошли и увидели надутые презервативы с рожицами, было очень смешно. И почему Ежик всегда вспоминает такие моменты? Ну, весь в мамочку.
— Сынок, те воздушные шарики были для взрослых. Для детей делают другие, отец тебе тогда купил — в виде тоу, и фруктов, разноцветные, большие и веселые. Но я хочу, чтобы ты понял, что нельзя брать чужое, ты уже взрослый и должен понимать такие вещи. Это неприлично, опасно и непозволительно. Договорились?
Ежи кивнул головой и забрался ко мне на руки, обнимая:
— Хорошо, мапуся! Я больше не буду. Честное омежье!
— Ну, вот и славно. Сходи пока, помоги дедуле в теплице.
Ежик выбежал, а я с грустью погладил разрисованную фотографию. Как ты там, Мишка? Шесть лет ни слуху, ни духу. Тебе уже 21 год. С ума сойти. Не буду об этом думать. Вот прилечу и все увижу. Я собрал все фотографии и упрятал в шкаф повыше. Чтобы даже забравшись на стул, этот мелкий диверсант не смог их достать.
— Ли, солнышко, срочно беги спасай дедулю, Ежик опять накуролесил, — Мэд стремительно ворвался в комнату, коротко, но страстно поцеловал меня и подтолкнул к двери.
Я вцепился в Мэда, обняв руками за шею, а ногами за талию, и повис на нем, целуя, нежничая, плавясь. Оторвался на секундочку и пробормотал в любимые губы.
— Подождут пять минут. Все живы, здоровы, это потерпит. А я — нет. — И опять захватил губы Мэдди в плен.
— Ли, мальчик мой, иди успокой папу, у меня не получилось. Это действительно срочно. — Мэд продолжал тискать меня и целовать, но продвигался ближе к двери, так что я тяжело вздохнул, оторвался от мужа и бегом помчался в апартаменты папА, откуда уже доносились подвывания.
ПапА рыдал перед зеркалом, а рыжик — лежа на диване ничком, вздрагивая всем телом.
— Что случилось? Что за шум, а драки нет? — я попытался сходу разобраться в ситуации, но вроде бы все было как обычно, и на первый взгляд, ничего такого, чтобы уж мой папА заплакал — не было. Ну, подумаешь, волосы папА украшены резинками, заколками, блестками. Но это же не трагедия!