Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

импровизированный спектакль-суд над Карепиным и его будущей женой.

Федор Михайлович изображал судью в красной кофте сестры, с ведром на

голове и в бумажных очках. Рядом сидел и записывал секретарь, Софья

Александровна Иванова, и Карепины - муж и жена, подсудимые. Федор

Михайлович говорит блестящую речь в защиту жены, которая хочет бежать в

Петербург и учиться шить на швейной машинке.

В результате он обвиняет мужа и приговаривает его к ссылке на Северный

полюс. Карепин сердится, бросается на Достоевского. Занавес закрывается, первое действие кончается. Второе - на Северном полюсе. Кругом снег из

простынь и ваты. Карепин сидит и жалуется на свою судьбу. Достоевский в виде

белого медведя подкрадывается и съедает его.

Подобные спектакли устраивались очень часто. Однажды в шутку

разыгрывалась "Черная шаль" Пушкина. В другой раз устроена была

245

торжественная процессия, сопровождающая Магомета II - доктора Карепина. Вся

молодежь через Люблино отправилась в Кузьминки с боем в медные тазы, с

свистками и пр. Вызвана эта забава была шутками Достоевского над Карепиным; Федор Михайлович начал серьезно уверять его, что он "манкирует своей

карьерой", что звание доктора слишком для него ничтожно и что он мог бы занять

более высокое положение. На вопрос Карепина, кем бы ему сделаться,

Достоевский предложил ему назваться Магометом II. По этому поводу был опять

организован какой-то суд над Карелиным. Во время допроса Карепин показал, что

ему двадцать шесть лет, по поводу чего судья - Достоевский - предложил

секретарю записать, что "подсудимый сбивается в показаниях", так как Магомет

II, сын Магомета I, не может быть в этом возрасте. Во время этой игры Карепин

сказал какую-то дерзость одной из барышень, за что был приговорен к

временному повешению: его подвесили на дереве на полотенцах под руки.

Следующее шуточное стихотворение Достоевского также посвящено

Карепину, которого мать, а за ней все родственники звали Саней, Санечкой: Полночь. В Павловской больнице

Слышен храп, порой чиханье,

И не спит в своей светлице

Лишь сверхштатный доктор Саня.

Куча блох его кусает,

Но не тем лишь мучим он,

Голова его пылает,

Полна жгучих, тяжких дум.

"Обучен в университете,

Всё катары я лечил

И в больничной сей палате

Не без пользы послужил.

Только б в штатные мне место

Да холеру бог послал,

Уж всегда б нашлась невеста,

Только сам-то будь удал!" -

Наш Карепин прокричал.

Фельдшера же все сбежались,

А больные испугались.

Вот выходит Левенталь {*}

С прутом длинным, длинным, длинным:

"Это ви сейчас кричаль

Таким образом бесстыдным?.."


{* Доктор Левенталь, старший врач больницы. (Прим. М. А. Ивановой.)}


При чтении стихотворения Карепин в этом месте не выдержал, бросился

на Федора Михайловича, не дал ему продолжать и готов был начать с ним драку.

246

Мир был заключен только после того, как Федор Михайлович прочел следующее

стихотворение, утешившее Карепина:


Как бы общество ни было

Молчаливо и грустно,

Миг-печаль его уплыла,

Только Саню принесло.

Отчего ж сие явленье,

Отчего улыбки, смех?

Саня! Ваших всех хотений

Я пророчу вам успех!


На стихотворные экспромты Достоевский был неистощим. По какому-то

поводу он сказал следующее стихотворение о двух братьях Фольцах, бывших в

компании Ивановых. Младший был гимназистом VII класса и почему-то был

прозван "протухлой солониной", старший - студент I курса.


Когда в "протухлой солонине"

Я чувство чести возбудил

И он поклялся, что отныне

И носорогу б не спустил,

Тогда презренный Фольц собрался

Отмстить обиду впятером,

По неразвитости ж остался

Лакеем, хамом и ослом.


С юношами, бывавшими в семье Ивановых, Достоевский часто вступал в

споры по поводу модного "нигилизма" и по вопросу о том, что выше: "сапоги или

Пушкин". Он красноречиво отстаивал значение поэзии Пушкина {4}.

Следующее стихотворение было написано Достоевским, чтобы

поддразнить Марию Александровну Иванову. Она намеревалась поступить в

консерваторию и должна была в известный срок подать прошение.

Написать его за нее она попросила Федора Михайловича. Вечером

накануне назначенного дня Мария Александровна спросила, готово ли прошение.

Федор Михайлович вынул листок и подал его ей. На нем было написано:


С весны еще затеяно

Мне в консерваторию поступить

К Николке Рубинштейну,

Чтоб музыку учить.

Сие мое прошение

Прошу я вас принять

И в том уведомление

Немедленно прислать.


247

Когда Достоевский довольно посмеялся над рассердившейся девушкой, он

вынул другой листок, на котором было написано прошение по обычной форме.

В один из приездов в Москву Достоевский был у Ивановых с

Данилевским, долго о чем-то серьезно говорил с ним в закрытой комнате, а когда

Данилевский уехал, то Федор Михайлович написал комедию под названием

"Правдивый и Шематон" {Шематон - пустой человек, шалопай.}, где изображался

под первым названием сам он, а под вторым - Данилевский.

Достоевский легко увлекался людьми, был влюбчив. Ему нравилась

подруга Софьи Александровны Ивановой, Мария Сергеевна Иванчина-Писарева, живая, бойкая девушка. Однажды, будучи в Москве у Ивановых под пасху,

Достоевский не пошел со всеми к заутрене, а остался дома. Дома же у Ивановых

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука