Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

форейтора: "Пади! Пади! Пади!.." - и в чистый двор Марьинской больницы

въезжала двуместная карета цугом в четыре лошади и с лакеем на запятках и

останавливалась около крыльца нашей квартиры: это приезжали 3) тетенька

Александра Федоровна и 4) бабенька Ольга Яковлевна. <...>

Тетенька Александра Федоровна Куманина была родною сестрою моей

маменьки и, родившись 15-го апреля 1796 года, была только четырьмя годами

старше моей маменьки. Она вышла замуж за Александра Алексеевича Куманина

15 мая 1813 года, то есть еще тогда, когда жива была ее мать, а моя бабушка, Варвара Михайловна Нечаева (которая, впрочем, умерла через несколько дней

после свадьбы тетушки, а именно 8-го июня 1813 года). Хотя я сказал, что

тетенька Александра Федоровна была только четырьмя годами старше маменьки, но должен прибавить, что моя маменька считала свою сестру более за мать, чем за

сестру, она любила и уважала ее донельзя и эту свою любовь умела вселить и во

всех нас. Тетенька Александра Федоровна была крестною матерью всех нас детей, без исключения. В детстве своем я любил бессознательно тетеньку, а

впоследствии, когда сделался взрослым, я благоговел перед этою личностию, удивлялся ее истинно великому практическому уму и уважал и любил ее, как

мать! <...> {5}

5) Дядя Александр Алексеевич Куманин, муж моей родной тетки

Александры Федоровны. Эту симпатичную, хотя и не совсем красивую, личность

я помню с самого раннего своего младенчества, когда он бывал у нас очень часто

совершенно по-родственному. Но вдруг посещения его прекратились! Дело в том, что по какому-то незначительному случаю мой отец и дядя наговорили друг другу

колкостей и окончательно разошлись. Первоначально, по рассказам маменьки и

тетки, они жили душа в душу. Папенька был домовым врачом семейств

Куманиных и Нечаевых, живших уже тогда в верхнем этаже куманинского дома.

При одной очень опасной болезни дяди сей последний ни к кому более не

обратился за советом, как к отцу, и папеньке удалось поставить его на ноги.

Братья Куманины (их было двое, Константин Алексеевич и Валентин Алексеевич, и оба, кстати сказать, были московскими городскими головами) и все остальные

родные покачивали головами по поводу такой доверчивости Александра

Алексеевича Куманина к своему свояку-доктору; но зато после того как отцу

удалось окончательно излечить очень серьезную болезнь дяди, папенька приобрел

большую практику у московского купечества и сделался домовым врачом у обоих

Куманиных. И после подобной приязни свояки совершенно разошлись! Оба они

были слишком горды и честолюбивы, и ни один из них не хотел сделать первого

шагу к примирению! Папенька перестал лечить в доме своего свояка Куманина, хотя и ездил по-прежнему наверх к Нечаевым, то есть к своему тестю. Так

продолжалось до начала 1832 года, то есть до смерти деда Федора Тимофеевича.

36

Он, бывши уже в агонии, увидев у своего одра обоих зятьев, соединил их руки и

просил исполнить его предсмертное желание - позабыть взаимные обиды и быть

по-прежнему в дружеских отношениях! Зятья обещались исполнить это желание и

пожали друг другу руки и поцеловались; тогда дедушка плюнул, велел одной из

дочерей растереть ногою этот плевок и сказал: "Пусть так же разотрется и

уничтожится ваша ничтожная вражда, как растерт и уничтожен этот плевок

вашего умирающего отца!" Причем обе жены примирившихся плакали навзрыд.

Этот эпизод был мною неоднократно слышан как от маменьки, так и от тетки...

Свояки примирились и по официальным дням бывали друг у друга, но прежней

дружбы и симпатии в их отношениях уже не существовало. Дядя начал часто

бывать у нас, но всегда как-то бывал по утрам, когда отец мой бывал в разъездах

по больным ("на практике", как мы говорили). Бывало, приедет или придет (чаще

приходил пешком) и усядется на диване, и на вопрос маменьки: "Чем угощать вас, братец?" - всегда говаривал: "Велите подать мне сахарной воды, сестрица!" И вот

подавали графин с водою, стакан и сахарницу, и он, положив в стакан три-четыре

куска сахару, наливал себе холодной воды, и когда сахар растаивал, то маленькою

ложечкою он выпивал весь стакан, которого ему ставало на час или на полтора.

Во время своего визита он не переставал разговаривать с маменькою очень

дружелюбно и, посидев часа два, уходил от нас до следующего посещения, которые обыкновенно бывали ежемесячно, а иногда и чаще. Об этой светлой и во

всех отношениях уважаемой личности я буду упоминать еще не раз в

последующих своих воспоминаниях. Теперь же закончу тем, что дядя Александр

Алексеевич сделал очень много добра нашему семейству, а по смерти папеньки

он приютил нас, пятерых сирот (два старших брата были уже в Петербурге), и

сделался так навеки нашим благодетелем, в особенности трех сестер, которым

при замужестве их дал большие приданые. <...>

6) Дедушка Василий Михайлович Котельницкий.

7) Его жена Надежда Андреевна Котельницкая.

Первый из них, то есть дедушка Василий Михайлович Котельницкий 6,

был родным дядей моей маменьки, он был доктором и профессором Московского

университета по медицинскому факультету, не знаю только, по какой кафедре.