Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

мысли) и русских людей" {45}. Но не только русских людей, но и вообще людей

нам недоставало; во Флоренции у нас не было ни одного знакомого человека, с

которым можно было бы поговорить, поспорить, пошутить, обменяться

впечатлениями. Кругом всё были чужие, а иногда и неприязненно настроенные

лица, и это полное отъединение от людей было подчас тяжело. <...> Мы долго

обсуждали вопрос, куда поехать, где для Федора Михайловича могло бы найтись

интеллигентное общество. Я подала мужу мысль поселиться на зиму в Праге, как

в родственной стране, близкой к России. Там мог мой муж познакомиться с

выдающимися политическими деятелями и чрез них войти в тамошние

литературные и художественные кружки. Федор Михайлович мысль мою

одобрил, так как не раз жалел, что не присутствовал на славянском съезде 1867

47

года; сочувствуя начавшемуся в России сближению с славянами, муж хотел

ближе узнать их. Таким образом, мы окончательно остановились на решении

поехать в Прагу и остаться там на всю зиму; при моем положении путешествовать

было затруднительно, и мы решили по пути в Прагу отдыхать в нескольких

городах. Первый наш переезд был до Венеции, но дорогой, от поезда до поезда, мы остановились в Болонье и поехали в тамошний музей посмотреть картину

Рафаэля "Святая Цецилия". Федор Михайлович очень ценил это художественное

произведение, но до сих пор видел лишь копии, и теперь был счастлив, что. видел

оригинал. Мне стоило большого труда, чтобы оторвать мужа от созерцания этой

дивной картины, а между тем я боялась пропустить поезд.

В Венеции мы прожили несколько дней, и Федор Михайлович был в

полном восторге от архитектуры церкви св. Марка (Chiesa San Marco) и целыми

часами рассматривал украшающие стены мозаики. Ходили мы вместе и в Palazzo Ducale, и муж мой приходил в восхищение от его удивительной архитектуры;

восхищался и поразительной красоты потолками Дворца дожей, нарисованными

лучшими художниками XV столетия. Можно сказать, что все четыре дня мы не

сходили с площади San Marco, - до того она, и днем и вечером, производила на

нас чарующее впечатление.

Переезд из Венеции в Триест на пароходе был чрезвычайно бурный;

Федор Михайлович за меня очень тревожился и не отходил ни на шаг, но, к

счастию, все обошлось благополучно. Затем мы остановились на два дня в Вене и

только после десятидневного путешествия добрались до Праги. Здесь нас

ожидало большое разочарование: оказалось, что в те времена существовали

меблированные комнаты только для одиноких и совсем не было меблированных

комнат для семейств, то есть более спокойных и удобных. Чтоб остаться в Праге, приходилось нанимать квартиру, платить за полгода вперед и, кроме того,

обзаводиться мебелью и всем хозяйством. Это было нам не по средствам и после

трехдневных поисков мы, к большому нашему сожалению, должны были

оставить Золотую Прагу, которая нам успела за эти дни очень понравиться. Так

рушились мечты моего мужа завязать сношения с деятелями славянского мира.

Нам ничего не оставалось более, как основаться в Дрездене, условия жизни в

котором нам были известны. И вот в начале августа мы приехали в Дрезден и

наняли три меблированные комнаты (моя мать опять приехала ко времени моего

разрешения от бремени) в английской части города (Englischer Viertel) в

Victoriastrafte, N 5. В этом-то доме 14-го сентября 1869 года и произошло

счастливое семейное событие - рождение нашей второй дочери Любови. <...> В Дрездене мы нашли прекрасную читальню со многими русскими и

иностранными газетами. Нашлись для нас и знакомые из тех русских, постоянно

живущих в Дрездене, которые после обедни приходили в семью батюшки, очень

гостеприимную. Между новыми знакомыми оказалось несколько умных и

интеллигентных людей, с которыми моему мужу было интересно беседовать. Это

была хорошая сторона дрезденской жизни.

Закончив свой роман "Вечный муж", Федор Михайлович отдал его в

журнал "Заря", где он и появился в первых двух книжках 1870 года. Роман этот

имеет автобиографическое значение. Это - отголосок летнего пребывания моего

48

мужа в 1866 году в Люблине, близ Москвы, где он поселился на даче, рядом с

дачею своей сестры В. М. Ивановой. В лице членов семейства Захлебининых

Федор Михайлович изобразил семью Ивановых. Тут и отец, весь ушедший в свою

большую докторскую практику, мать, вечно усталая от хозяйственных забот, и

веселая молодежь - племянники и племянницы Федора Михайловича и их

молодые друзья. В лице подружки Марьи Никитишны изображена друг семьи М.

С. Иванчина-Писарева, а в лице Александра Лобова - пасынок мужа, П. А. Исаев, конечно в сильно идеализированном виде. Даже в Вельчанинове имеются

некоторые черточки самого Федора Михайловича, например в описании

различного рода игр, затеянных им при приезде на дачу. Таким веселым в

молодом обществе и находчивым вспоминает о нем один из участников подобных

летних вечеров и представлений Н. Н. Фон-Фохт {"Исторический вестник", 1901, N 12 {46}. (Прим. А. Г. Достоевской.)}.

Зимою 1869-1870 года Федор Михайлович был занят составлением нового

романа, который он хотел назвать "Житие великого грешника" {47}. Это