Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Так, статья «Паровые кареты и возы, и чугунные дороги в России»[1046] заставила Чихачева глубоко задуматься: «Статья о чугунных дорогах хороша. Но мне вошло в голову: ежели Англия, Франция и, может, еще какие государства станут ревностно распространять их, а мы будем ревностно сопротивляться им, не было бы это для нас худо во время войны. ‹…› Али не наше дело ломать об этом дворянскую головушку?» (Д. 57. Л. 87–87 об.). Большой интерес вызвали предложения по развитию торговли в булгаринской статье «Краткий разговор с помещиками о важнейшем для них предмете»[1047]: «Каков же г. Булгарин! Какую штукенцию он выдумал для губернского сбыта всяких произведений. Право, славная мысль; за исполнение, натурально, нельзя поручиться, но хорошо и это, что он тотчас дает во всеуслышание все то, что для общего блага придет ему на мысль» (Д. 58. Л. 170).

Провинциальные книгочеи не пропускали и рецензии на книги и журналы, опубликованные в «Пчелке». Так, Чернавин советовал своему зятю прочесть «замечательную статью – разбор “Современника” (журнал Пушкина)»[1048] (Д. 60. Л. 57). Он же отметил, что «в “Северной пчеле” побранили порядочно вышедшую первую тетрадь “Отечественной портретной галереи знаменитых особ в Российской империи” за то, что биография Петра 1-го весьма неудовлетворительна» (Д. 58. Л. 190)[1049]. Берёзовикский барин даже завел таблицу, в которую заносил «выгодные» и «невыгодные» отзывы «Северной пчелы» о литературных новинках (Д. 66. Л. 106).

Стиль Булгарина помещики находили безупречным и внимательно прислушивались к его рекомендациям. Прочитав статью «Челобитная слов “сей”, “оный”, “кой”, “понеже”, “поелику” и “якобы” (изгоняемых без суда и следствия из русского языка), ко всем грамотным русским людям»[1050], Чихачев стал внимательно следить за своей речью и заменять устаревшие слова современными: «…нет, не “сей”, это по привычке, – “здешней” (слово сей изгоняется из моей словесности)» (Д. 59. Л. 48 об.). Чихачев так наловчился «водить по бумаге чернильным перышком» (Ед. хр. 58. Л. 178 об.), что, по мнению его приятеля Н. Я. Черепанова, даже превзошел своего наставника: «Почтенное письмо Ваше от 24 марта [1850 г.] я имел честь получить и приношу Вам мою благодарность, я его читал и перечитывал несколько раз. Мой любимый автор – Булгарин, но Ваше письмо превосходит все его сочинения для меня в приятности слога и занимательности» (Ед. хр. 99. Л. 80 об.).

Как видим, чтение «Северной пчелы» было для помещиков не развлечением, а серьезным занятием, требующим сосредоточенности: «Пробегать “Пчелу” по субботам или воскресеньям так быстро, как мы, бывало, это с тобою делывали – это не таёио [?]!! Тут премногое ускользает, и следить таким образом современность не годится: понятия будут тоже скользкие, центробежные, флеровые, газовые, паутинные. Нет, вот ты ‹…› не торопясь, не на курьерских, не по чугунной дороге парами – нет, а просто на своих двоих по две станции в сутки, так ты почувствуешь всю смачность “Северной пчелки”» (Д. 58. Л. 104–104 об.).

В дневниках и письмах Чихачевых и Чернавина в начале 1830-х гг. несколько раз с одобрением упоминается принадлежавший Булгарину и Гречу журнал «Сын Отечества».

Не удивительно, что у столь ярого поклонника Булгарина, каким был Чихачев, возникло желание ему подражать. Надо сказать, что Андрея Ивановича тяготила участь помещика средней руки. Поприще литератора представлялось наиболее заманчивым: «Авторство для меня имеет преимущество перед всеми другими обязанностями в жизни человека ‹…›. В 25 лет военный человек, хоть бы был полковник, но с ограниченными сведениями, выйдет в отставку и будет ничего. Автор везде, всегда один и тот же: занимательный, богатый, счастливый» (Д. 54. Л. 8). Рассуждения Чихачева напоминают слова его любимого писателя о высоком статусе литератора: «Скажите, кем прославляются государства, народы, если не сочинителями? ‹…› Где имена, где подвиги этих надутых чванством любимцев счастья, которые в жизни пользовались богатством и властью? Они исчезли в забвении. А имена писателей ‹…› сохранились с уважением, сделались достоянием народа, его славою»[1051].

Чихачев находил, что этот род занятий как нельзя лучше соответствует его природным склонностям: «Судя по великой охоте моей писать ‹…› мне сдается, что ежели бы в молодости я поприлежнее учился или хоть просто секанули бы меня разков 17, то я бы рано или поздно ‹…› издавал журнальцы, ну хоть третьего разрядца» (Д. 57. Л. 76).

Чернавин убеждал зятя в том, что его мечта осуществима: «Я отдаю тебе полное, совершенное, неоспоримое преимущество перед всеми газетчиками, журналистами и прочими сочинителями нынешнего, прошедшего и грядущего веков!!! – ни один из них не был и не будет в состоянии писать так ясно, вразумительно, удобопонятно» (Д. 57. Л. 12 об.); «Уверяю тебя, что Булгарин и Греч непременно будут помещать твои статейки в газете» (Д. 57. Л. 77).