Он продолжал декламировать. но видно было только, что он открывает рот, слышно же не было ничего, последний путь проходил под гвалт оставшихся в живых. и тощего сочинителя баллад охватила слепая ярость. он спрыгнул с эстрады и так тряхнул за плечи какую-то даму, что у нее изо рта вывалилась сигарета и упала на синюю шелковую юбку. дама завизжала и вскочила с места. ее спутник тоже вскочил и разразился бранью. казалось, будто залаяла собака. пауль мюллер пихнул кавалера, и тот повалился на стул.
Но тут появился калигула. взбешенный, скрежеща зубами, он, точно укротитель, схватил уроженца толкевитца за галстук и потащил в артистическую.
— Тьфу, черт! — сказал лабуде. — внизу садисты, наверху сумасшедшие.
— Этот вид спорта вполне интернационален, — заметил фабиан, — в париже им тоже занимаются. там зрители кричат: «tuе-lе![3]
»— И тогда из-за кулис вытягивается огромная деревянная рука и сгребает беднягу с эстрады. только его и видели.— Этот тип называет себя калигулой. он во многом знает толк! даже в римской истории. — лабуде встал и вышел. с него было довольно.
Фабиан тоже поднялся. вдруг кто-то грубо хлопнул его по плечу. он обернулся. перед ним, улыбаясь во весь рот, стоял человек со шрамами.
— Как живешь, старик? — радостно воскликнул он.
— Спасибо, хорошо.
— Ну, до чего же я рад снова видеть тебя, дружище!
Экс-корпорант фамильярно ткнул фабиана в грудь и угодил как раз в пуговицу на рубашке.
— Пошли отсюда, — сказал фабиан, — колотушками обменяемся на улице! — и между стульев протискался в вестибюль.
— Стефан, — обратился он к лабуде, уже надевшему пальто, — нам надо поторапливаться. ко мне сейчас пристал какой-то тип, упорно называя меня на «ты».
Они взялись за шляпы. но было уже поздно.
Человек со шрамами приближался. он толкал впереди себя веснушчатую женщину, словно она не могла идти сама, и говорил ей:
— Видишь ли, мета, этот господин был у нас в классе первым учеником. — а фабиану: — это моя жена, старик. в известной степени, моя лучшая половина. мы живем в ремшайде. я плюнул на асессорство и вошел в дело своего тестя. мы изготовляем ванны. если тебе понадобится ванна, ты сможешь купить ее по оптовой цене. ха-ха! да, мне неплохо живется. слава богу, счастливый брак, квартира в двухквартирном доме, большой сад, наличные денежки имеются, и ребенок у нас есть, беда только, что росточком не вышел.
— Он у нас вот такой, — словно извиняясь, сказала мета и руками показала, какого роста их ребенок.
— Еще вырастет, — утешил лабуде. женщина с благодарностью на него взглянула и взяла мужа под руку.
— Ну, старина, а теперь ты расскажи, что поделывал все это время, — снова начал экс-корпорант.
— Ничего особенного, — ответил фабиан, — в настоящее время я сооружаю межпланетную ракету. припала охота на луну взглянуть.
— Отлично! — воскликнул человек, женившийся на фабрике ванн. — германия впереди всех! а как поживает твой братец?
— Вы буквально засыпали меня радостными новостями, — сказал фабиан. — я уже давно мечтаю о братце. позвольте один нескромный вопрос: где, собственно, вы учились в гимназии?
— В марбурге, ясное дело. фабиан с сожалением пожал плечами.
— Это, должно быть, очаровательный город, но, увы, я никогда там не был.
— Тогда тысячу раз прошу извинить меня, — затараторил тот, — маленькое недоразумение, поразительное сходство. не сочтите за обиду! — он щелкнул каблуками, приказал: — мета, за мной! — и удалился.
Мета смущенно глянула на фабиана, кивнула лабуде и последовала за супругом.
— Вот придурок! — негодовал фабиан. — заговаривает с незнакомыми людьми да еще фамильярничает! я подозреваю, что в кабаре этого калигулы хамство входит в программу.
— Не думаю, — отвечал лабуде. — ванны, по-моему, настоящие и отвратительно низкорослый ребенок — тоже.
Они пошли домой. лабуде уныло смотрел себе под ноги.
— Просто срам, — сказал он немного погодя, — у этого бывшего асессора есть квартира, сад, профессия, жена с веснушками и невесть что еще. а наш брат прозябает, как последний бездомный бродяга, не имея ни постоянной профессии, ни постоянного дохода, ни постоянной цели, ни даже постоянной подружки.
— У тебя же есть леда.
— И меня особенно бесит, — продолжал лабуде, — что у того типа есть свой, собственными силами сделанный ребенок.