Фабиан. История одного моралиста

— Я получил письмо от рассова, что он в самой большой аудитории гамбургского университета перед студентами различных политических убеждений выступит с докладом на тему «традиция и социализм». он предложил мне быть содокладчиком или, в рамках дискуссии, поделиться моими политическими планами. я поехал туда. рассов сначала рассказал студентам о своем путешествии по россии, о впечатлениях и разговорах с русскими учеными и художниками. его неоднократно прерывали представители социалистического студенчества. потом взял слово коммунист. ему не давали говорить правые. очередь дошла до меня. я в общих чертах набросал политическую ситуацию в европе и призвал буржуазную молодежь радикализироваться и предотвратить крушение, со всех сторон, активно или пассивно, грозящее нашему континенту. этой молодежи, сказал я, предстоит в недалеком будущем занять ведущее положение в политике, промышленности, землевладении и торговле, время старшего поколения миновало, и теперь наша задача преобразовать европу путем международных соглашений, путем добровольного сокращения частных прибылей, сведения капитализма и техники до разумных пределов, расширения социальных реформ, повышения культуры воспитания и образования. я сказал, что этот новый фронт, это конструктивное взаимодействие классов возможны, если молодежь или, по крайней мере, ее элита отрешится от чрезмерного эгоизма и если у нее достанет ума предпочесть неотвратимой катастрофе возвращение к, так сказать, «органическому состоянию». коль скоро нельзя обойтись без господствующего класса, продолжал я, не лучше ли остановить свой выбор на «классе молодежи». у представителей крайних группировок мой доклад, как обычно, вызвал буйное веселье. однако предложение рассова создать буржуазно-радикальную инициативную группу было встречено одобрением. и группа была создана. мы написали проект воззвания, которое должно быть разослано во все европейские университеты. теперь рассов, я и еще несколько человек хотим посетить ряд немецких учебных заведений, прочитать там доклады и организовать аналогичные группы. мы надеемся образовать своего рода блок с социалистическим студенчеством. если нам удастся создать такие группы во всех университетах, те, в свою очередь, смогут оказать воздействие на прочие интеллектуальные союзы. дело уже на мази. я тебе вчера ничего об этом не рассказывал, так как слишком хорошо знаю твой скептицизм.

— Я рад, — сказал фабиан, — я очень рад, что ты можешь приступить к осуществлению своего плана. ты уже связался с группой независимых демократов? в копенгагене есть «клуб европа», возьми это себе на заметку. и не сердись на меня за мои сомнения в нынешней молодежи и за неверие в то, что разум и власть когда-нибудь сочетаются законным браком. увы, здесь речь может идти только об антиномии. я придерживаюсь убеждения, что у человечества, такого, какое оно есть, существуют лишь две возможности. или, не довольствуясь своим жребием, перебить друг друга, дабы улучшить положение, или, наоборот, — правда, это чисто теоретическая ситуация, — прийти в согласие с собою и с миром. и тогда уж наложить на себя руки с тоски. эффект один и тот же. много ли проку даже от самой совершенной системы, если человек — свинья? а что думает по этому поводу леда?

— Леда воздерживается от каких-либо мнений. тем более, что она на дискуссии не присутствовала.

— А почему?

— Она не знала, что я был в гамбурге. фабиан в изумлении поднялся, но потом опять сел, не сказав ни слова.

Лабуде схватился руками за уголышки письменного стола.

— Я хотел сделать леде сюрприз. хотел тайком понаблюдать за нею. я в ней разуверился. ведь когда бываешь вместе только два дня и одну ночь в месяц, то под эту связь как бы подложена взрывчатка, а если такое положение длится годами, происходит взрыв. достоинства и недостатки партнеров тут, в общем-то, ни при чем, взрыв все равно неизбежен. несколько месяцев назад я намекнул тебе, что леда изменилась. стала притворяться. что-то из себя разыгрывать. поцелуй на вокзале, нежные слова, страсть в постели — все это был только театр.

Лабуде поднял голову. говорил он совсем тихо.

— Естественно, что люди отдаляются друг от друга, и ты уже не знаешь, что заботит ее, не знаешь ее новых знакомых. не замечаешь, как она меняется и почему. письма делу не помогают. а потом приезжаешь к ней, целуешь ее, идешь с ней в театр, спрашиваешь, что слышно нового, проводишь с ней ночь, и снова — расставание. через месяц повторяется та же ерунда. душевная близость, физическая близость, все по календарю, с часами в руках. это невозможно, она в гамбурге, я в берлине, любовь разбивается о географию.

Фабиан взял сигарету и чиркнул спичкой так осторожно, будто боялся причинить боль коробку.