Фабиола

Женщина имеет право быть слабой. А капитан — нет… но сейчас она уже не была капитаном, потому что ее корабль, которому она отдавала всю себя, словно этот корабль был ее любимым мужчиной, — ее «Робингуд» распался на атомы, сожженный имперской эскадрой. И теперь ей до острой сердечной боли захотелось, чтобы сейчас рядом с ней оказался сильный мужчина, который вселил бы в нее уверенность в себе и помог бы достойно встретить неизбежный финал. Финал, в неизбежность которого Фабиоле не хотелось верить.

… ах, как хорошо было бы сейчас оказаться на Земле, скинуть с плеч ставший почти что второй кожей космический комбинезон, и облачиться в легкий сарафан. Либо, как в детстве, натянуть льняную майку-безрукавку, надеть шорты — и выбежать во двор, набрать в легкие побольше воздуха, и с веселым криком броситься вниз по травянистым улочкам Староволжска, прямиком к реке, где уже собрались ее друзья… Как она плавала, когда ей было двенадцать! Все окрестные мальчишки завидовали… да, надо немедленно переодеться. Скинуть тесный комбинезон… но сначала нужно открыть дверь, проветрить душное помещение… чтобы было больше воздуха…

— Капитан! — донесся до Фабиола, как сквозь пелену, голос Яна. Капитан, вы почему не отвечаете?

— Все в порядке, Ян, — Фабиола нашла в себе силы ответить. — Я просто немного задумалась. Как у тебя дела?

«Просто немного задумалась…» И чуть не открыла переходной люк, поддавший непонятному, неосознанному порыву. Словно кто-то невидимый подталкивал ее под локоток, и нашептывал ей: «Сними комбинезон, открой люк…»

… и еще какие-то странные видения. Какой-то город, весь в тополином пуху, узкие травянистые улочки сбегают к реке, и она, совсем еще девчонка, плещется в реке вместе с друзьями мальчишками. И город называется как-то очень знакомо — Староволжск….

… неужели ко мне начала возвращаться память о забытом прошлом? Или это — всего лишь галлюцинации, порожденные близостью черной дыры?

— У меня тоже все в порядке, капитан, — бодро отрапортовал Ян. — Если, конечно, порядком можно считать наше положение в пространстве, — Фабиола с удивлением уловила в голосе Яна нотки иронии. Или это — попытка преодолеть страх?

— Надеюсь, ты сумеешь спастись, — неожиданно вырвалось у Фабиолы.

— Что, капитан? Мы спасемся, нас найдут…

— Ян, слушай! — резко бросила Фабиола. — Меня несет в какую-то гравитационную ловушку. Очевидно, это черная дыра. Мне не вырваться…

— Не дрейфь, кэп, — бодро отозвался Ян. Это уже были слова из репертуара старых космических боевиков. — Мы спасемся! Мы еще полетаем с тобой на новом «Робингуде» и надерем задницу самому императору! Мы его отымеем по полной программе!

— Ян, я прошу тебя, — начала Фабиола, но Ян, похоже, не слушал ее, продолжая накручивать себя.

— Мы еще покажем этим ублюдкам! Они у нас свое дерьмо лизать будут!

— Хватит, Ян! — повысила голос Фабиола.

И вдруг, повинуясь какому-то неосознанному до конца импульсу, попросила:

— Спой что-нибудь, Ян…

— Наверное, сейчас не время, — неуверенно проговорил Ян. Фабиоле показалось, что он был удивлен.

— Время, как раз время, — твердо сказала Фабиола.

У Яна был старинный музыкальный инструмент, которым носил очень смешное название — «гитара». Ян говорил, что это земной музыкальный инструмент, но Фабиола никогда не бывала на Земле, и потому столь чудный агрегат был для нее в новинку. Впрочем, Фабиола, как уже было сказано, ничего не помнила из своей прежней жизни, как не помнила она и того, как оказалась на той планете, где ее нашел Макс, так что, вполне возможно, она когда-то могла не только бывать на Земле, но и жить там…

— Что вам спеть, капитан?

— Что сам хочешь…

Яна не нужно было долго упрашивать. Фабиола услышала вначале тихие переборы гитарных струн, а затем и негромкий голос самого Яна.

Она не прислушивалась к словам песни — это ей было сейчас не нужно. Слова не имели никакого значения — только интонации. Тихие, душеные интонации, вселявшие уверенность в опустевшую душу.

Фабиоле, как и всему экипажу, нравились песни Яна. Сам Ян говорил, что не все песни сочинил он сам, многие написали его друзья, о которых, впрочем, он предпочитал не распространяться. Как и о том, откуда он сам родом.

Когда к Яну приставали с расспросами, он сразу замыкался в себе, как бы надевал глухой колючий кокон, и его черные, как космическая пустота глаза наливались страданием и такой невыносимой болью, что даже у самого черствого человека начинало ныть сердце. Фабиола не была черствым человеком, она была женщиной, которой Ян нравился, и он был ее подчиненным, за которого она отвечала. Но даже она не знала всего прошлого Яна — кроме того, что он сам счел нужным о себе рассказать.

Иногда Ян надолго запирался в своем кубрике, отключая корабельную связь, и только тихо плакала его гитара. В такие минуты Фабиола, которая была способна физически ощутить душевную боль своего юного подчиненного, освобождала его от вахты до тех пор, пока к Яну не возвращалось прежнее расположение духа, и он не становился прежним весельчаком и балагуром.