Фабрика драконов

— Не без этого. Современная версия, «Ясновидец», «Пангею» напоминает мало, разве что в общих чертах. Оба компьютера предназначены для внедрения в жесткие диски. Через особые коды преобразования — их целые серии — узнается язык целевой системы, что позволяет им действовать так, будто они и есть сама целевая система. По выполнении задачи обе они разъединяются, причем не оставляя следа. На этом сходство исчерпывается. «Ясновидец» во много раз быстрее, у него иной способ распознавания образов, он клонирует пароли и переписывает код в защите целевой системы, таким образом не оставляя после себя никакого следа — включая тонкую подстройку временных кодов, время загрузок и дозагрузок, непосредственно работы. Следы «Пангеи», хотя и минимальные, все же можно обнаружить несколькими наиболее продвинутыми программами военного образца, хотя при этом они выглядят по большей части как ошибка, а не компьютерное вторжение.

— Мистер Черч, — сказала Грейс, — вы говорите, информация, взятая у «Конклава», уничтожена. Быть может, цинизма у меня как у последней стервы, но, простите, что-то мне не очень верится, чтобы правительства, на которые работал «Свиток», допустили полное уничтожение тех исследований.

— Точно так же, майор, думали и все мы. У нас было секретное совещание, где этот вопрос обсуждался, и мы поставили на голосование: уничтожить ли тот материал без возможности восстановления или же распределить поровну между правительствами так, чтобы ни одна из стран не была от этого в выигрыше. Голосование учитывало тот факт, что, если отбросить в сторону кабалистические нагромождения «Конклава», там и вправду содержались новаторские научные идеи, способные послужить во благо человечеству; в этом нет никакого сомнения.

— И как же вы поступили?

— Итоги голосования, майор, принимали семеро исконных членов «Свитка», оставшиеся в живых, — ответил Черч. — Вышло единогласно. Материалы были сожжены, дотла. Лабораторные записи, тонны исследовательской документации, образцы тестов, анализы, компьютерные файлы. Не осталось ничего. Разумеется, правительства пришли от наших действий, мягко говоря, в негодование. Кое-кого из «Свитка» отправили в отставку; кого-то понизили в должности или спровадили дослуживать в какой-нибудь третьесортный отдел, что равносильно наказанию.

— А вы вот уцелели, — заметил я. — Что наталкивает на мысль: вы все-таки нашли «Ясновидцу» другое применение.

Черч не ответил, хрустя печенюшкой.

— Ну ладно, — подал голос Кто. — Теперь понятно, каким большим ужасным волком был во времена холодной войны «Конклав». Но это было тогда. А как это все увязано с тем бардаком, в котором мы пребываем сейчас?

— Дело в том, что к нам приходит примерно та же информация, как и тогда, тридцать лет назад, когда «Свиток» впервые выявил существование «Конклава». И речь идет о нескольких его ключевых игроках.

Черч постучал по клавишам, и на стенном экране опять появились лица — всего двадцать два, в основном моложавые мужчины и женщины не старше сорока. Пятеро из них — за шестьдесят, а то и больше. Последние два портрета были затемнены.

— Большинство из этих людей погибли во время холодной войны. Остальные из разведки ушли.

— А вон те, крайние? — спросила Грейс, кивая на пару затемненных квадратов.

— Это мы с тетушкой Салли, — пояснил с улыбкой Черч. — Наши личины вы уже знаете.

Честно сказать, тетю Салли я в глаза не видел, а в бруклинской конторе ОВН ни разу не бывал; ну да ладно.

Черч поочередно поудалял все портреты, кроме тех людей, что постарше.

— Это были оставшиеся члены «Свитка»: Лозон Наварро и Клайв Монро из МИ-шесть, Миша Гундарев из российского ГРУ, Серена Галлахер из ЦРУ, Лев Тарним из «Моссада» и Юрген Фройнд, старший агент ГСГ-девять. — Он помолчал. — За истекшие полтора месяца все шестеро были убиты.

Глава 58

«Фабрика драконов».

Воскресенье, 29 августа, 5.03.

Остаток времени на Часах вымирания:

78 часов 57 минут (время местное).

Пинтер сидел на жестком деревянном стуле; руки сзади прихвачены цепью к спинке. Он был голый, к тому же его то и дело окатывали из ведер ледяной водой. Кондиционер работал на полную, так что холод стоял как в погребе. Промерзшего Пинтера бил крупный озноб, но он что было сил стискивал челюсти, не давая волю истошным, распирающим горло воплям.