Фабрика игрушек

Друзья выслушали торжественный монолог с выражением собачьего восторга на лицах. Они уже заранее знали, что банк отыграл все в лучшем виде, тем не менее, слова замечательного тестя не казались лишними, они были частью композиции как последний аккорд.

– Представь, Юра, чего мне это стоило, – прочувственно произнес Антон Седых, как только они остались наедине. – Но это только зачеты, экзамен у нас впереди.

Юра должен понять, что они не на равных. Антон все, абсолютно все поставил на карту. Если их план провалится, то помимо разбитой мечты, они, конечно, лишатся денег. На них повиснет долг, надо будет рассчитываться с банком. Понятно, Юре придется все попродавать, возможно, даже фамильную картину. Антон, естественно, знает, что картина стоит очень дорого, но, в конце концов, это только вещь. А вот что касается самого Антона, то он в случае неудачи лишится тестя. Неужели Юра не понимает – тесть – это жизнь!

Переговоры с китайцами идут очень медленно, но успешно. Собственно, Юра Мартынов еще в пору челночных поездок усвоил их нудную восточную манеру: казалось бы, все уже трижды оговорено, ясно все, дальше некуда – нет, чего-то тянут, превращая любой процесс в бесконечную чайную церемонию.

Конечно, они с Антоном готовились к приезду гонконгского парня: приукрасили свое финансовое положение, сделали ремонт и, вообще, позаботились об имидже, даже специалиста имиджмейкера из Москвы пригласили. (Он, кстати, присосался, похоже, уезжать не собирается, все продолжает консультировать). Ну и что? Никто китайцев обманывать и не думал. Вот купят они фабрику, вобьют в нее деньжат, к слову, совсем немного по западным или, там, гонконгским меркам, получат в итоге изумительное производство со связями по сырью и по сбыту и, глядишь, легко сумеют завалить всю Россию своими игрушками, без всяких таможенных и транспортных проблем. Чего же, спрашивается, тянуть?

Переговоры идут каждый Божий день, с десяти утра. Мартынов чувствует себя свадебным генералом – у него важная роль, но свадьба-то чужая. Потому что переговоры с ушлым пожилым китайцем ведет Антон Седых. Китаец бегло говорит по-английски, натаскался у себя в Гонконге, в бытность острова под протекторатом английской короны. Антон тоже шпарит как заводной. А директор Мартынов вынужден пользоваться услугами переводчика. И кто бы вы думали переводчик? Ну, конечно же, вездесущий имиджмейкер Полянцев. Он вполголоса бормочет чуть ли не в ухо директору, тот слушает, удивляясь про себя, сколько же можно говорить о том, что и так уже понятно. Монотонный голос Полянцева напоминает озвученный переводом видеофильм, и от этого ощущение, что он, Мартынов, посторонний, еще больше усиливается. Как если бы он умер и беспокойно витал над столом, слышал бы все, но не мог вмешаться.

Пергаментного гонконгского бизнесмена сопровождают два соплеменника, оба из Пекина. Одного зовут Петей, он когда-то давно учился в Союзе, и здесь его так называли. Не очень молод, хотя и не такой желтый и морщинистый, как главный китаец. На лацкане пиджака Петя с гордостью носит ромбик советского вуза, он подчеркнуто дружелюбен, всегда готов улыбаться и говорить по-русски. Третий член команды – совсем юная девушка, которую легко принять за парня. Неизменно ходит в брючках и курточке, этакий китайский вариант унисекса, и лихо печатает на портативном компьютере.

По заведенному распорядку ежедневные переговоры завершаются обедом, а вечером – культурная программа. Здесь уже, продуманно варьируя наряды и брильянты, подтягиваются жены, Нинка и Елена. А затем каждый вечер Мартынов равнодушно выслушивает ворчание своей супруги.

Вообще, ведь не такая уж она зануда, но понять-то ее можно? И надеть-то ей нечего, и ожерелье она принуждена одалживать у той же Нинки, а разве она чем-то хуже Нинки? И почему это надо было ждать приезда китайцев, чтобы выбраться в театр, никуда Мартынов ее не водит, зачем, спрашивается, жить в Питере, если все время сидеть дома? Она сама знает, что «Щелкунчик» – это премьера, но, что, разве нет других спектаклей, нельзя было раньше сходить в театр, без китайских товарищей? Да и приятно ли ходить с ним куда-нибудь? Такая красота, Шемякин – просто божественный художник, а он, Мартынов, весь вечер боролся со сном, чуть со стула не свалился…

Юра необдуманно заметил, что Чайковский как автор музыки, сопровождающей зрелище, не дотягивает до Нино Рота и других современных авторов, второй акт балета – вообще сплошь банальные, надоевшие мелодии… Что тут началось! Впрочем, каждый раз одно и то же, он уже наизусть все выучил!