— Уже скоро. — обхватила обтянутые рубахой острые коленки и снова напряженно уставилась куда-то.
— Зачем… — облизывая пересохшие губы, выдохнул Митя.
— Надо… Треба. — отрезала девчонка и насмешливо приподняв бровь, добавила. — Ну, и лучше ты, чем я.
Вот ведь… мерзавка!
Паро-телега снова подпрыгнула, под колесами захрустел гравий. В щелку бортов Митя разглядел промелькнувшие мимо беленые хаты — и понял, куда его везут. Впрочем, он и не сомневался: Лаппо-Данилевские слишком умны и осторожны, чтобы подпустить врага, даже связанного, близко к себе. Тарахтение начало стихать и над головой проплыл верх ворот. И тут же знакомая вонь мертвечины и свежеразрытой земли ударила в нос, лишний раз намекая, где он.
— Тащить його! — снизу прозвучал знакомый голос.
Бортик распахнулся, и Митю потянули за ноги, выдергивая из кузова, как морковку с грядки. Он грянулся спиной об землю. Из груди вырвался крик.
— А ну, цыть! — удар сапогом в бок заставил его скорчиться.
„Пропал сюртук!“ — задыхаясь от боли, подумал Митя. Эта тварь свои сапоги салом мажет — такое пятно не вывести!
— Що, болячи? А як вы з батьком мэнэ били-колотили? — над ним навис злорадно скалящийся Юхим. — Та ще и песыка заломали, а он грошей стоит. Думаете, як вы — паны, так можна робыть з простым человеком, шо хошь? А ни, простой человек теж вдарыты може! — и носок его сапога врезался Мите в живот.
Митю подбросило.
— Ну шо, отвел душеньку? — насмешливо спросил второй, и тоже знакомый голос. — А теперь тащи его, бо сам он не дойдеть!
— Ще й як дойдеть! — угрожающе процедил Юхим и снова пнул Митю. — А ну, вставай! Ишь, разлегся… не паныч!
Ответом был издевательский смешок:
— Та он як раз паныч…
— Вставай, кажу! — и новый удар.
Митя только скрутился сильнее, прижимая голову к груди и прикрывая живот коленками. Жалкое зрелище, конечно же, но вставать он не станет. Стоит встать, последует удар в лицо, а разбитый нос не красит светского человека. Да и пусть думают, что он вовсе без сил.
— Встава…
— Досить! — остановил Юхима резкий окрик.
— А нехай знае, чия тут влада! — почти прорычал сторож.
— Моя. — отрезал его собеседник. — Влада тут моя. Чи ты инакше думаешь, а, Юхимка?
— Та ни… та вы шо! Як можно… — забормотал вдруг сторож, и в голосе его звучал откровенный страх. — Як скажете, хозяине, так и буде…
— Так от бери и тащи! А то много воли себе взял!
— Зараз, хозяине, зараз… — смазные сапоги суетливо оббежали Митю по кругу, сторож наклонился, подхватил Митю подмышки… и с кряхтением взвалил на плечо:
— Отожралися вы, панычи, мов кабаняры. Пора ризаты!
— А ты шо встав? Геть на пристань! Тут мертвяков нема — за вас работать! — рявкнул второй голос.
Паро-телега снова затарахтела.
Свисающий с плеча сторожа Митя осторожно поднял голову — и глаза в глаза уставился скользящей следом девчонке. Та усмехнулась — вызывающе и одновременно жалко… и тень похожего то ли на крепость, то ли на тюрьму дома накрыла их. Сторож рванул скрипучую дверь и шагнул в кромешную темень сеней. Запах навалился всей тяжестью — тошнота подкатила к горлу, Митя нервно сглотнул раз, другой… Конечно, занятно было бы вытошнить остатки ужина сторожу на штаны, но засим всенепременно последует битье. А не хотелось бы!
Двери захлопнулись, словно отрезая раз и навсегда от света и жизни. Митю проволокли через темноту: дверь, одна, вторая, скрипучая темная лестница без единого окна… Его „носильщик“ шагал уверенно, будто мог видеть во мраке. Митя был уверен, что его потащат вниз, в зловещие подземелья, как в мрачных романах мадам Радклифф. Тем паче, что и волны вони накатывались оттуда. Но сторож зашагал наверх по узкой лестнице… и грубо, будто мешок, стряхнул Митю с плеча, прямиком на ступеньки — края больно впились в бок и плечо. Митин стон вызвал у сторожа только злорадный смешок. Над головой пленника звучно щелкнул замок. Очередная дверь распахнулась… заехав лежащему Мите по голове. Тот зажмурился… Юхим ухватил его за связанные руки… и с размаху зашвырнул внутрь комнаты:
— А посыдыть поки тут, паныч! — дверь с грохотом захлопнулась.
Митя ляпнулся на что-то мягкое. Мягкое застонало и…
— Donnerwetter! — жалобно выругалось по-немецки.
Митя торопливо откатился в сторону… и в еще слабых отсветах рассветного солнца, падающего из узкого, как бойница, окошка под самым потолком, увидел Ингвара. Связанного, как сосиска — даже плечи и ноги были обмотаны конопляной веревкой. Сквозь веревку лохмотьями свисала в клочья изодранная рубаха.
— Не сожрали! — восхитился Митя. — Даже у навий на вас аппетита нет.
— Ты! — простонал Ингвар, поднимая голову… и извиваясь злобной гусеницей, пополз на Митю.
— Спокойно! — Митя зашаркал подошвами, торопливо отползая подальше. Подцепленный ногой домотканый половик полетел в лицо Ингвару. В отбитом боку вспыхнула боль. — Держите себя в руках!
— В руках? — взвыл Ингвар, пытаясь приподняться, как кобра на хвосте. Равновесие он не удержал и немедленно ляпнулся, стукнувшись лбом об пол. — Ты меня бросил!