Фабрика мертвецов

Юхим немедленно напоролся на острие булавки, зашипел сквозь зубы, недобро косясь на Митю… выхватил из-за голенища нож и с размаху полоснул. Вжикнуло, шелк треснул, булавка со звоном упала на пол, а прямо на нее рухнул Митя — из груди его вырвался невольный стон. Юхим торжествующе вскинул над головой располосованный платок и торжественно вручил его хозяину.

— За своим-то ребятенком, небось, и зверь дикой прибежит, не то шо государев полицмейстер. — оскалил крупные желтые зубы Бабайко, деловито, как приказчик покупку, уворачивая платок в бумагу. — А записку мы и сами напишем.

— Отец придет со стражниками и вам не поздоровится! — выпалил Митя.

— Пущай приходит. — равнодушно согласился Бабайко.

Ой, как плохо-то! Порой быть правым так… несвоевременно. Он подозревал, что кто-то из полицейской стражи должен здешние художества покрывать — и по равнодушию Бабайко понятно, что так и есть. Покрывают. Скорее всего, урядник. Исправник-то, Зиновий Федорович, уехал. Стражников отец всенепременно с собой возьмет, а кого еще брать, разве что Свенельд Карлович увяжется, сообразит, что братец пропал там же, где и Митя…

«Все пропадем!» — безнадежно подумал он.

— А этих — убить! — жутким шепотом прошелестел Алексей.

Ох, как же он вульгарен в своей зловещности!

— Мени дайте, у мэнэ мертвяки одна Морана знае, скильки не кормленные! — радостно вскинулся сторож.

Митя посмотрел на него тяжелым взглядом — не боится же!

Хлесткий удар прилетел Юхиму по шее:

— Нашел, кого туточки поминать — саму Темную-от! — в голосе Бабайко промелькнул настоящий страх. — Подождут твои мертвяки. З навьей на станции мы теж думали, що все враз выришим, але ж батько у паныча больно шустёр! Про всяк случай, нехай поживет ще — щоб було, чем торговаться!

«Что значит, „чем“? Какое я вам „что“!» — возмутился Митя. Но промолчал.

— А… а я? — вдруг пробормотал Ингвар.

Митя покосился на него иронически: хочет уговорить убить себя пораньше, чтоб не мучиться ожиданием? Это единственное, на что он может рассчитывать.

Алексей издевательски хмыкнул из-под шляпы. Тоже так подумал? Митя посмотрел с возмущением — так и собственных умных мыслей стыдиться начнешь.

— Ну панычу… — растерянность в голосе Бабайко сменилась откровенно сюсюкающими нотками — так с малым дитятей разговаривают. — Сами ж розумиете… Вас отпусти, так вы ж про нас расскажете. — он смущенно развел руками. — Да и натуральнее так-то: приехал новый хозяин с друзяками имение глядеть — в гнездо мертвяцкое и угодил! Ач, беда какая: имение заброшенное, земство недоглядело, полиция пропустила… Горе, как есть горе, такие уси молодые, а хлопцы так и вовсе — дети горькие! — Бабайко расстроенно покивал головой, видно, репетируя горе. — Следствие будет, не без того. Ну так цеха приберем. Кирпич готовый, да доски, да другое-прочее и вовсе вывезти успеем, там товару тыщи на три золотом, если не более. А как закончится все, може, и наново поставим. — Бабайко усмехнулся, почти как скалящийся мертвяк, и повернулся к дверям.

— Вы! За кирпичи человеческие жизни уничтожить готовы! — Ингвар яростно задергался в путах.

Митя покачал головой: ну, а как иначе, кирпичи-то — Бабайкины, а жизни — чужие.

— И без нас найдется кому рассказать! Девчонка-то сбежала!

Уже шагнувший через порог Бабайко замер с поднятой ногой:

— Девчонка?

— Да! — злорадно завопил Ингвар. — Она приведет помощь, она…

— Какая еще девчонка? — еще громче и истеричнее завопил Алексей.

Не отвечая, Бабайко повернулся к Юхиму… и взял сторожа за горло. На голову возвышающийся над хозяином здоровяк застыл, будто оцепенев.

— Яка ще девчонка? — тихо, и так страшно, что даже Митю проняло, процедил Бабайко.

— А… Э… — здоровенный мужик замер навытяжку, только косился испуганно на стискивающую его горло широкую лапу лавочника. — Девчонка… А була! — вдруг заорал он так восторженно, что Алексей аж шарахнулся в сторону, и даже Остап Степанович судорожно дернулся. — Як то я забув, була дивчина! Вдвох на паро-телеге тикали! Ось з ним! — он ткнул пальцем в Митю, явственно надеясь, что ответ теперь придется держать тому.

Лицо Остап Степановича стало страшным, кажется, он попытался переглянутся с Алексеем, но под полями шляпы лица того было не разглядеть, и Бабайко снова обернулся к сторожу.

— И где ж она?

— Хто? — опять растерялся сторож.

— Девчонка! — неожиданно терпеливо повторил лавочник.

— Девчонка? Яка… А, девчонка! Так споймали ее, хозяине! — снова возрадовался сторож.

— И где она? — снова повторил лавочник, а сторож вдруг впал в тяжелое раздумье:

— Так той… пиймалы и… пиймалы… — лоб его пошел складками, как поверхность воды под ветром. — И до паро-телеги вкинулы, ось до нього… — он снова ткнул пальцем в Митю. — Она навить тикать не пыталася… Девчонка-от… А потим… потим… — из-под кудлатой шевелюры сторожа выкатилась капля пота, поползла по лбу, по переносице и повисла на носу. — А потим — все! — с отчаяние выкрикнул он. — Не було ниякои девчонки! Не було!

— Тихо! — шикнул на него лавочник и стремительно повернулся к Мите. — Где девчонка, паныч?