Фабрика романов в Париже

Конечно, его интерес к леди Элис не укрылся и от графини Анны. Александр с удивлением заметил, что его немецкая спутница прилагала огромные усилия, чтобы беспрестанно сопровождать его и леди Элис. Когда они вместе ужинали в кают-компании, Анна просила стюарда поставить инвалидное кресло так, чтобы сидеть между Элис и Александром. Когда они пили кофе на палубе, Анна заводила разговор с кем- то из попутчиков и просила его пододвинуть коляску поближе к спутникам. Будь то в курительном салоне или перед каютой английской герцогини – всякий раз, когда Александр думал, что наконец-то остался наедине с Элис, он слышал шум приближающихся колес. Если это совпадения, то он, Александр Дюма – бледный мечтатель, как Виктор Гюго.

Однажды днем, когда «Владимир» проплывал мимо устья Одера и над кораблем дул один из бризов Финляндии, Александр оказался на палубе наедине с Анной. Он решил, что хорошо бы завести разговор о леди Элис. Если Анна хотела ему что-то сказать, возможно, ей просто был нужен подходящий момент. И казалось, он наступил здесь и сейчас, на слегка волнующемся Балтийском море.

– Что вы думаете о леди Элис? – бесхитростно начал Александр. – Разве вы не рады, что она сопровождает нас в Санкт-Петербург?

– Этот ветер, – ответила Анна и, принюхавшись, задрала маленький носик, – дует с севера. Он идет через Данию. Могу поспорить, что он же обжигал лицо Гамлету в Хельсингёре[91].

Александр попытался снова. Но каждый раз, когда он заводил речь об Элис, Анна отвечала уклончиво. Раз графиня не хотела затрагивать эту тему, значит, у нее была на то причина. И ее было легко угадать: Анна хотела быть на месте герцогини.

Осознав это, Александр поначалу удивился, а затем почувствовал глубокое понимание. Он был видным мужчиной. И уже не раз выручал Анну – или все было наоборот? Во всяком случае, за последние недели они сблизились. И теперь при виде его сердце ее билось быстрее. Александр довольно часто испытывал нечто подобное с женщинами и еще чаще об этом писал.

Ему нравилась Анна. Графиня была стройна как англичанка, грациозна как француженка и умна как китаянка. Александр ею восхищался. Но тело ее было сломлено. Как он мог его желать!

Леди Элис, напротив, была всем, о чем мечтал изголодавшийся француз в когтях одиноких ночей. Но если у Анны было ранено тело, то у Элис – душа. Часто Александр наблюдал за герцогиней и видел, как она с тоской глядит на запад. Быть может, она надеется, что ее любовник – как там его звали? – в изящной парусной лодке появится на горизонте. Но там не было видно ничего, кроме кильватера[92] парохода, пенящейся кормы судна, уносившего пассажиров все дальше от Англии.

Александр решил не затрагивать эту тему во время поездки. По мере того как они продвигались на восток, и без того становилось все холоднее. По палубе было уже не погулять, и теперь люди встречались не под открытым небом, а в кают-кампании под взглядами больше двух десятков пассажиров.

Когда они проплыли мимо изумрудного побережья Эстонии, ехать оставалось уже не так долго: соблазнять одну женщину, чтобы другая тебя возненавидела, совсем не стоило. Теперь Александр смотрел не на белую шею леди Элис, а на вьюгу за окном. Показался силуэт Ревеля, города с тремя колокольнями, и наконец спустя две недели после того, как они покинули Англию, впереди в тумане засверкал знаменитый золотой купол Исаакиевского собора. Наступил Новый год. Они добрались до Санкт-Петербурга.

Пароход пристал к острову неподалеку от города. Над портом возвышалась крепость. Один из попутчиков рассказал, что это Кронштадт – укрепленный остров в заливе перед Санкт-Петербургом. Между причалом и портом Петербурга действительно простирался большой залив. Он замерз. Мощные плиты льда сталкивались и сцеплялись друг с другом. Путникам пришлось покинуть «Владимир» и пересесть на сани. Пассажиры разделились где-то на семь повозок, у каждой из которых было по две лошади, ямщику и бутылке водки, но не хватало верха.

Закутавшись в шерстяные одеяла, Александр, Анна и Элис натянули колючую ткань до самых кончиков носа. Стоило им немного проехать, как от ледяного ветра кожа на лице окоченела, а по щекам потекли слезы.

Сани скользили по заливу. Снег, по щиколотку лежавший на льду, разлетался под полозьями и пылью оседал на путниках. Александр пустил водку по кругу. Даже графиня Анна сделала маленький глоток. Казалось, после этого ее щеки загорелись еще ярче, чем от кусающегося мороза.

Каждый раз, когда саночник проезжал между наклонно стоящими ледяными плитами, пассажиры мельком видели город. На расстоянии казалось, что Санкт-Петербург сплошь состоял из колоколен и куполов. Некоторые были увенчаны звездами. Александр попытался узнать у ямщика что-нибудь о зданиях. Но этот человек либо не говорил ни по-французски, ни по-английски, либо и вовсе был глух.