Фабрикант

Толпа одобрительно подхватила призывы и стала напирать сильнее. Тут и там раздавались крики, требующие немедленной расправы. Некоторые пытались дотянуться до пленных и толкнуть. Дятлову почудилось, что в воздухе запахло кровью, он орал не переставая, стараясь не отстать от ускорившихся солдат, распихивающих наседавших людей уже безо всяких церемоний и готовых открыть огонь. Казалось, стрельба вот-вот начнётся, он незаметно расстегнул кобуру и нащупал рукоятку револьвера. Его цель то скрывалась за спинами, то на миг появлялась в просвете между ними. Дятлова гнал вперёд неимоверный азарт – в первые ряды не лезть, а то от конвоира пулю словишь, но при первой же возможности выстрелить, чтобы наверняка, и бежать. Суматоха очень кстати, потом никто и не вспомнит стрелявшего, начнётся паника. Главное – не промахнуться.

И стрельба началась. Только не так, как он рассчитывал. Людской поток уже повернул к Троицкому мосту, как раздался визг шин, еле удержавших в повороте бешено несущуюся невесть откуда и куда машину. Вместе с ним из разбитого автомобильного стекла высунулся пулемёт и дал очередь. Пули чиркали по камню стен, рикошетя, куда попало. Звук стрельбы был оглушителен, машина, не сбавляя скорости, умчалась дальше. В ответ со стен Петропавловской крепости тоже застрекотали пулемётами. Толпа превратилась в лавину, сметающую всё на своём пути. Кто-то бросился на землю, кто-то бежал, пригнувшись или в полный рост, наступая на лежащих, ползущих, спасающихся от завизжавшей со всех сторон смерти, людей.

Дятлов, напряжённо следящий за Коноваловым, начало этих событий пропустил, свист пуль и лай пулемёта где-то рядом он услышал уже падая на землю, сбитый с ног кинувшимися наутёк. Больно ударился плечом о булыжник набережной и инстинктивно попытался ползти к укрытию – гранитной лестнице, ведущей к реке. На спину резко надавило чьё-то колено и локоть, из глаз брызнули слёзы, а из лёгких будто из пробитой шины, свистя вышел весь воздух. Михаил полз упрямо, расталкивая мешающие тела. Вот он смог подняться на колено, увидел лестницу совсем рядом, приготовился юркнуть туда на четвереньках, но чья-то нога увесисто задела по заду, развернув его и снова бросив на землю. Людей впереди почти не было, несколько человек неподвижно лежали зачем-то закрыв головы руками. Вдаль по улице бешено несся автомобиль, давая короткие беспорядочные очереди. Дятлов одним прыжком преодолел оставшееся расстояние, сел, прижавшись спиной к холодным камням, теперь укрывавшим его от стрельбы из крепости.

Вокруг с криками убегали люди, набережная практически опустела. Солдаты-конвоиры были уже на мосту, стояли вкруг на одном колене и держали под прицелом всё окружающее пространство. Арестованные лежали внутри круга прямо в мокрой грязной каше, также нелепо закрыв головы руками, будто это могло спасти их от шальной пули или рикошета. Один из конвоиров привязал красный флаг к примкнутому штыку своей винтовки и размахивал им, давая понять, на чьей они стороне. В темноте всё равно и с пяти шагов было не разобрать, кто тут кто. Наконец стрельба и со стен Петропавловской крепости стихла.

Дятлов видел, как осторожно поднялся на ноги конвой и поднял заключённых. Уцелели все, лежать никто не остался. Интересующий его господин протянул пачку папирос высокому конвоиру, очевидно, в ответ на его просьбу. До него доносились какие-то обрывки слов, сначала резкие, затем всё более радостные. Дятлов пощупал кобуру, револьвер в суматохе не вывалился. Только стрелять теперь не было никакой возможности – он на набережной один, разве еще с десяток зевак трутся у домов вдалеке. Его заметят и откроют ответный огонь. Шансов нет, пристрелят сразу. «Эх, борцы за справедливость. Всю толпу в пять минут сдуло от первого выстрела, словно конское дерьмо метлой смахнули. А какие храбрые были, когда против безоружных глотку драли», – раздражённо думал Михаил о недавно кричащих здесь людях. Он услышал топот удаляющихся ног, поднялся из-за укрытия и увидел спину в дорогом чёрном пальто под защитой штыков. Дятлов увидел, как воровато прячась и пригнувшись, спешит прочь один из недавно арестованных офицеров, сумевший воспользоваться суматохой и ускользнуть от конвоя, но ему было плевать.

Тут-то вдруг и захотелось выпить, захотелось так, что свело скулы и заломило суставы. Может это была просто усталость, пришедшая после нервного перенапряжения, но перед глазами стояла лишь бутылка с обжигающей прозрачной жидкостью. Мужчина спустился к Неве и умылся, пытаясь избавиться от навязчивого морока. Стало лишь хуже – смыло апатию и бессилие, появилась дикая злоба и бодрость. Он зашагал вдоль ограды Летнего сада, вышел на набережную реки Мойки. Несмотря на позднюю ночь, улицы не спали. То тут, то там горели костры, ходили вооружённые красноармейцы. Порой раздавались крики, свист и хохот. Мужчина бесцельно шагал, не чувствуя усталости.

– Браток, табачком не богат? – окрикнул его вооружённый матрос.

– Не курю, – ответил Дятлов и оглянулся по сторонам, забрёл он далеко. – Водки нет у тебя?