Фабрикант

Дятлов отставил остывший чай и вышел в холодный город. Настроение улучшилось, Михаил шагал бодро, упруго, назло ледяному встречному ветру. Казалось – всё по плечу. Город жил своей жизнью. Даже происходящие события воспринимались горожанами, как какое-то представление: за штурмом Зимнего позавчера наблюдала толпа зевак, а во время его обстрела рядом звенели освещённые трамваи. Надрывались продавцы газет, выкрикивая заголовки. Вот уж кому приходилось трудиться – жаждущий новостей обыватель раскупал газеты бойко. У чугунной ограды сада, забравшись на парапет, восторженный юноша с красным бантом на шее агитировал зевак, судя по всему, таких же студентов. Одной рукой он держался за чёрные прутья ограды, а второй, с зажатой шапкой, размахивал, словно дирижёр перед оркестром. Ветер трепал его длинные волосы, лицо покраснело от холода, но он не обращал внимания на это.

– Настала новая эпоха, товарищи! Ура! Петроград станет колыбелью мировой революции, нашему примеру последуют весь мир и тогда начнётся другая жизнь – без войн и угнетения, – громко кричал он тонким голосом.

«Сука патлатая. Я чуть не сдох сегодня в этой колыбели. Смотри, как бы и всех вас – щенков – в ней не передушили», – зло подумал Дятлов.

Наконец показалась громада Смольного дворца. Сейчас бывший институт благородных девиц было не узнать. Негромкая речь, балы, сдержанность, уроки танцев и домоводства, юные воспитанницы в форменных платьях – всё растворилось в туманной дымке прошлого. Сейчас здесь толпились вооруженные мужчины, витал тяжелый табачный дух, постоянно хлопали двери, стоял треск печатных машин, люди бегали туда-сюда, громко говоря, крича или смеясь. Однако этот хаос господствовал только при входе, дальше проходы охранялись и без пропуска пройти было нельзя. Дятлов решил пойти на второй этаж, туда, где раньше отчитывался в проделанной работе. Навстречу сверху спускался высокий мужчина в простой солдатской гимнастёрке, застёгнутой наглухо. Волосы над высоким лбом были аккуратно зачёсаны назад, усы и бородка тоже аккуратно уложены. Одень такого в хороший костюм, повяжи галстук – вылитый польский шляхтич, породистый и надменный, который странно смотрелся среди победившего пролетариата. Холодные глаза смотрели вокруг без эмоций, но пристально.

– Дятлов! Постойте. – сказал строгий товарищ, внимательно глядя на Михаила, – Дятлов… Не вы прошлой ночью с патрулём краснофлотцев устроили грабёж винной лавки и пьянство на посту? Задержанные упоминали, что на нарушение революционной дисциплины их уговорил некий Дятлов, который скрылся при прибытии наряда из Смольного.

Михаил сглотнул вставший в горле комок. Феликс Дзержинский, большевик, пользующийся огромным авторитетом, несгибаемый революционер шутить не будет. Как бы не загреметь за ночные похождения. Ведь запомнил же чьё-то донесение. Словно дел у него других нет, как всякую ерунду помнить.

– Виноват, товарищ Дзержинский, – ответил Дятлов, решив полностью раскаяться. – После штурма такая радость накатила, не удержался. Виноват. Я и не пью совсем, а тут, дурак, отпраздновал.

– А как скрылись?

– Понял, что по головке не погладят и ушёл, когда наряд в начале улицы увидел. Смалодушничал. Готов понести наказание, – Михаил смиренно опустил голову, словно нерадивый ученик перед строгим учителем.

– Следуйте за мной, – коротко сказал Дзержинский.

Он поднялся на третий этаж, Дятлов следовал за ним, ругая себя – надо же так попасться. Не пил сколько лет, а тут попробовал снова, идиот. Мало того, что еле очухался, так ещё и отвечать теперь. Два раза в жизни вино пробовал, и оба раза в переплёт попадал. Другой всю жизнь пьёт и ничего. За что ему такое невезение? Они вошли в комнату, когда-то служившую классом. Парты были сдвинуты и завалены бумагами. На некоторых стояли печатные машинки. К стене была прикреплена карта Петрограда с условными пометками. У самого окна стоял невесть откуда взявшийся шикарный рабочий стол, такие стоят у управляющих банков или директоров крупных заводов. На столе, кроме письменных приборов, ничего не было, ни единой бумаги. В углу высился солидный несгораемый шкаф, тоже явно не отсюда.

Дзержинский сел за этот стол, Дятлову указал на стул, напротив. Несколько минут сидел молча, равнодушно глядя на Михаила. Взгляд спокойный, но проникал в самую душу, посетитель неуютно ёрзал на своём месте, хозяин же был недвижим, словно каменная статуя. Дверь кабинета приоткрылась и внутрь, блеснув стёклами пенсне, заглянул незнакомый Михаилу господин. Любопытный, увидев из-за двери Дзержинского, по-хозяйски вошёл внутрь и направился к нему:

– Феликс, дорогой! Дай обниму. Давненько же не встречались!

Посетитель был похож на кота – упитанный и вальяжный, с пушистыми усами на круглом лоснящемся лице и полуприкрытыми хитрыми глазами. Одет он был хорошо, словно преуспевающий юрист или чиновник высокого ранга при царском режиме. Он как-то плавно, словно крадучись, прошёл мимо Дятлова к хозяину кабинета. Михаила обдало свежей коньячной волной. «Это что ещё за деятель?», – подумал он.