Был ли Булгарин автором первой книги о Пушкине? [849]
В своей остроумной статье «Кто был автором первой книги о Пушкине?», основанной на внимательном чтении ряда текстов Булгарина и анонимной брошюры «Разговор помещика, проезжающего из Москвы через уездный городок, и вольнопрактикующего в оном учителя российской словесности» (М., 1831), а также на подключении контекста взаимоотношений Булгарина и Пушкина, Михаил Гронас выстраивает красивую и, на первый взгляд, убедительную конструкцию, доказывающую, что автором упомянутой брошюры был Ф.В. Булгарин[850]
. Однако конечный вывод Гронаса основывается лишь на косвенных уликах, прямых свидетельств обнаружить ему не удалось, и, как мне представляется, даже если бы наблюдения и логика автора были бы верны, вынести решительный приговор все равно было бы нельзя. Максимум, что можно было бы сделать, это (использую формулу, которую практиковало законодательство того времени) «оставить Булгарина в сильном подозрении».Однако, на мой взгляд, конечный вывод автора можно оспорить, что я и попытаюсь сделать в этих заметках. Тем не менее сразу же отмечу, что появление статьи Гронаса могу только приветствовать. Гронас провел тщательный анализ текста брошюры, сделал ряд интересных наблюдений, справедливо отметив ряд параллелей «Разговора» и статей Булгарина и, тем самым, дал основу для дальнейшего обсуждения вопроса об авторе брошюры.
Мне уже приходилось отводить атрибуцию Булгарину одной книги[851]
, однако там были очень четкие доказательства в пользу авторства другого лица. В случае с «Разговором…» дело обстоит не так просто.Попробуем вставить «Разговор…» в более широкий литературный и издательский контекст.
Вначале обратимся к тексту брошюры. Гронаса интересовали главным образом текстуальные совпадения в ней с булгаринскими откликами на «Бориса Годунова». Мы же сопоставим выраженную в ней литературно-эстетическую позицию с литературно-эстетической позицией Булгарина.
Брошюра представляет собой беседу помещика с провинциальным учителем словесности, который явно выражает мнение автора. Он отстаивает классицистские взгляды; внешне, правда, учитель отказывается от оппозиции классицизма и романтизма: «Все мы, кто хоть немножко поучился, читывали поэмы и древние, и новые, да кому приходило в ум разделять их на классические и романтические? Знающие толк восхищались хорошим и порицали дурное». Однако на деле его взгляды предельно нормативны, причем он воспроизводит классицистские представления о норме. В частности, он утверждает, что «поэма должна иметь необходимо связь в продолжении всего повествования и сохранять, хотя не вполне, освященные веками правила», резко отзывается о романтизме и отстаивает жесткую жанровую классификацию: «…те, которые, по словам Вольтера, не умели написать ни трагедии, ни комедии, начали писать драмы, а к тому прибавить можно: не умевшие и драмы написать стали сочинять мелодрамы и тому подобное, так поэтому я думаю, что и