Фаэтон

— Нет, брат. Одних детей с измученной женщиной тут не оставлю! Хватит мне историй. — И, видя, что Рыцарь вздыхает, добавил: — Пошли потолкуем. И чего бы нам не поговорить на трезвую голову!

Рыцарь вздохнул и встал.

— Пжалуста.

13

В лифте Рыцарь нашептывал Ефрему:

— Я хочу объяснить… пжалуста… что значит ресторан… в жизни фаэтовцев.

— Выпил да закусил — вот и все, — отмахнулся Ефрем.

— Пжалуста — не согласен… Другая философия.

— Ерунда!

— Другая, другая. Понимаете, у нас много машин… Умных машин. А какой человек нужен умной машин?

— Умный человек.

— Пжалуста — не согласен… Нужен точный человек. Точный! Машина работает — человек дежурит. Машина спит — человек спит… Придаток машина человек.

— Ишь ты, пакость какая.

— Да, пжалуста — придаток. Никакой своеволий. Целый рабочий день… Вот и тянет его вечером… ресторан.

— Гульнуть?

— Не понимай вы меня. Человек хочет быть, каким он есть… Понимай? Хочет — не машина думала за него. — Рыцарь перешел на полный шепот: — И не мэр, а он сам. Человек сам родился думать. Вот какая философия. Пжалуста.

Ефрем похлопал Рыцаря по плечу:

— В ресторане, милый, деньги надо платить. А думать лучше на трезвую голову.

— Пжалуста — вы правы. Но бедный некогда думать. Богатый может думать.

— Ну ты и даешь, Рыцарь! Рассуждаешь как капиталист. Ты капиталист?

— Я служащий.

— Тебе некогда, значит, думать?

Рыцарь, хитро сощурившись, глянул на Ефрема.

— Сейчас за ваш счет и подумай. Пжалуста.

Ефрем спохватился:

— А денег-то я не взял с собой! Рыцарь успокоил:

— Ничего, пжалуста. Пришлют завтра счет.

Ресторан по размерам был огромен. В молодости, когда Ефрем ехал на фронт, он видел железнодорожные вокзалы. Видел большие рестораны в Германии… Но не такие. Здесь потолок ресторана завораживал. Он походил на крыло огромной радуги, волшебный свет которой пропитал весь зал-аквариум, как хотелось Ефрему назвать это заведение.

Сом Рыцарь, уверенно лавируя между столиками, поплыл в дальний конец зала. Ефрем — за ним. Замешкался, отстал. Залюбовался посетителями. Народ большей частью тучный. Без бакенбард не попадались. Одеты как герои заграничных фильмов, по-американски, будто все побывали в неведомой им Америке. «Да, — думал Ефрем, — богачи. Толстосумы. А о чем думают?

О том, как еще больше разбогатеть? Дурак Рыцарь не понимает, — продолжал размышлять Ефрем, — что думают-то как раз бедные, а не богатые. Зачем думать этим сомам, когда все у них есть?»

Ему понравилось это слово — сомы. Точно: сомы едят и танцуют — плавают в этом огромном аквариуме. Под звуки джаза. Только нет музыкантов на оркестровой площадке. Одни инструменты с проводами — должно быть, электрические. «Мура, — вздохнул Ефрем. — Нешто так развлекаются? Сплясать им, что ли, „Яблочко“?»

Спокойного вечера душа его не предчувствовала. Он попал в чужой мир, а в чужом мире ему всегда мерещилась драка…

Усадив Ефрема за свободный столик, Сом Рыцарь на момент, как он выразился, отошел. И через «момент» в самом деле вернулся. Уже не один. Не поздоровавшись, на свободный стул опустился грузный великан с бычьей шеей. «Диво какое!» — ухмыльнулся Ефрем.

— Ефрем Иванович, позвольте представляй: Бур-старший.

— Бур-старший? А кто он такой? — Ефрем вызывающе смотрел на великана. Злые кошачьи глаза сверлили Ефрема.

— Это… это… самый главный, — испуганным шепотком произнес Рыцарь.

— Почему он не здоровается?

Рыцарь что-то пропел великану. Тот повел бровями:

— Он вас слушает, — сказал Рыцарь.

Ефрема удивляло, что главарь шайки может спокойно появиться в ресторане и ведет себя тут как хозяин.

— Ты сам ему скажи что надо, — буркнул Рыцарю Ефрем.

Те опять заговорили, кудахтая по-куриному, и Рыцарь потом сказал:

— Главное — договориться о цене.

— Сколько он хочет?

— Пять пакетов.

Ефрем достал из кармана пустой мешочек из-под денег, показал Буру.

— Вот таких?

У того загорелись глаза. Он закивал головой, показал пять пальцев.

Ефрем малость подумал, показал четыре пальца.

Тогда Рыцарь сказал:

— Бур-старший никогда не торгуется, он назначает цену.

— Ладно, хрен с вами, — махнул рукой Ефрем.

Торговался он для пущей важности, чтоб дело делалось серьезно.

Бур-старший кивнул головой и, глядя в глаза Ефрему, что-то сказал.

— Завтра в двенадцать встречаемся за этим столиком, — перевел Рыцарь и добавил: — Ужин просит не заказывать, нас обслужат. Пжалуста.

Бур вылез из-за стола и тяжелой медвежьей походкой удалился.

— Он не боится? — спросил Ефрем.

Рыцарь удивленно посмотрел на Ефрема.

— Пжалуста… не понял.

— Он не боится, что его могут арестовать?

— Арестовать? Ах, арестовать! — Рыцарь засмеялся тоненьким неприятным голоском. — Главаря Тобби арестовать?! Зачем? Завтра начнется — резай друг друга. Все Тобби объединятся, городу конец. Вы не понимай наша философия.

— Да уж где мне бандитизм понять.

— Сегодня есть сегодня. Завтра будет завтра.

— Завтра может и не быть.

— Мудро! Пжалуста — мудро, Ефрем Иванович!

— Так живут скоты.

— Кто?

— Звери.

Рыцарь закачал головой.

— Ой, ой, Ефрем Иванович! Пжалуста — не надо.

Ефрем вздохнул:

— Не надо так не надо. Мне наплевать, лишь бы к себе на родину возвратиться.