— Скажите мне, пожалуйста, — произнесла она, ни к кому не обращаясь, — у фаэтовцев нет почвы — живут плохо, а здесь столько ее и такая она, а все равно живут бедно…
— Да, как говорится, — поддержал Утяев. — Кто сыт, кто голоден… Вот если бы сама природа распределяла свои дары, а человеку, как видно, и этого нельзя… э-э-э… доверить.
Ася внимательно посмотрела на дядю Утяева, хотела что-то сказать, но все же промолчала; она не любила, когда ругали дынхейцев всех сразу, никого не называя конкретно.
Они свернули на новую аллею, которая вела к озеру.
Утяев взглянул на часы — скоро двенадцать!
Он сказал Людмиле Петровне:
— Вы обратно дорогу найдете?
— Конечно, тут на каждом шагу стрелки в сторону отеля.
— Все же не углубляйтесь очень.
— Хорошо, — сказала Людмила Петровна, — не волнуйтесь. К вечеру ждем вас обратно.
Случилось так, что краснолицый великан Ван оказался первым, к кому подошел Утяев, если, конечно, не считать часового, который в проходной долго и пристально разглядывал бумажку с печатью.
Ван стоял на крыльце ОКП и курил.
— Тебе чего? — уставился он судачьими наглыми глазами на подошедшего Утяева.
— Извините. Мне нужен товарищ… гражданин, э-э-э… Ван, — заикаясь, проговорил Утяев.
— Вот как. Сам Ван тебе нужен. А кто ты такой?
— Я турист.
— Много вас таких. Где остановился?
— В Гонхее. Вот. — И Утяев протянул все ту же бумажку с печатью. Так посоветовал начать разговор Икс, он сказал, что в Аграгосе любят бумаги с печатями.
Ван повертел в руках бумагу и спрятал ее в карман.
— Простите… э-э-э… — испугался Утяев.
— Потом получишь. Говори, что надо?
— Прошу вашего согласия лично побеседовать.
— Вот как.
— Лично. С самим Ваном? Деньги есть?
— Деньги… Простите, в какой сумме?
— В какой сумме… Лично я беседую в ресторане. На худой конец — в кафе. Понял?
Утяев пальцами на ощупь лихорадочно пересчитывал пуговицы в кармане. Маловато их было.
— В кафе, пожалуй, можно. Извините…
— В кафе… Я так и знал — невелика птица. Обожди меня здесь. — И Ван скрылся за дверью.
Утяев не ожидал такого поворота событий. Быстро переложил все деньги-пуговицы в один карман. Трагедия была в том, что он не знал аграгосских цен. Чему равна пуговица? Потом с ужасом подумал, что Ван может потребовать взятку за сведения о Ефреме. Но быстро сообразил, что пообещает вознаграждение после освобождения Ефрема, а там видно будет. Тип наглый, думал Утяев, с ним надо напрямик. Утяев робел не от трусости перед нахалами, а оттого, что не умел им в тон отвечать…
За дверью послышались крики, шум, возня, — что-то, видно, упало. И тут же появился Ван. Несмотря на свой огромный вес, он легко сбежал по ступенькам вниз. Лицо его полыхало, глаза горели. «Не он ли там шумел?» — подумал Утяев.
— Не отставай! — бросил на ходу Ван и широкими шагами заспешил к выходу.
В синей спецмашине они ехали по грязной дынхейской улице. Попадались встречные автобусы, легковушки. На тротуарах пешеходы с портфелями, в шляпах — местная интеллигенция. Дома почти все кирпичные, двух- и трехэтажные, с вывесками. «Должно быть, центр, — подумал Утяев и вздохнул: — Ну и дыра! Что они тут охраняют двумя рядами ракет и пушек?»
Свернув в узкий проулок, спецмашина вскоре остановилась. Они вышли. Утяев увидел вывеску. Нарисовано — синяя пивная бутылка и огромный рак. Значит, не кафе, а еще проще — бар. Утяев не любил пиво, у него пошаливала печень. Но, с другой стороны, обрадовался: он верил в ту простую примету, что любое дело без настойчивости нельзя выиграть.
Появление Вана в баре произвело переполох. Люди, сидевшие за стойкой, быстро, один за другим, испарились, зал опустел. Тучный хозяин низко поклонился, насколько позволял ему большой живот, и исчез за занавеской. Ван, не ответив на приветствие хозяина даже кивком головы, прошел к столику, обособленно стоявшему в углу, предназначенному, очевидно, для знатных посетителей, — сел и жестом пригласил Утяева занять стул рядом.
Прошли считанные минуты, и тучный хозяин принес две тарелки крупных, чувствовалось, отборных раков и пиво в синих, как на вывеске, бутылках, что больше всего удивило Утяева.
Ван налил себе и Утяеву пива, залпом выпил стакан, другой и, принявшись за раков, буркнул:
— Ну…
У Утяева была приготовлена первая фраза, он быстро, не заикаясь, ее выпалил:
— Речь идет о моем друге, который, как я думаю, по недоразумению проходил через ваш ОКП.
Ван поднял на Утяева глаза. Теперь это был уже усталый, но все еще возбужденный, злой человек.
— По недоразумению? — криво усмехнулся он.
— Да. Видите ли, это… э-э-э… гражданский турист. Мы заблудились.
— По недоразумению к нам не попадают.
— Но ведь он турист, — повторил Утяев.
— К нам попадают враги!
— Нет, нет, что вы! Он мой друг.
— Но вы-то кто такой?
— Я землянин, мы все из Брянской области.
— Это где такая?
Ван подавлял своей категоричностью, своим безразличием и цинизмом. Утяев чувствовал, что пасует перед этим типом, злился на самого себя, понимал, что следует взорваться, возразить, но сдерживался.
— Я бы не хотел философских споров.
— И не спорь. Со мной не спорь. — Он снова налил себе пива. — Почему не пьешь?