Факап

Самая известная история такого рода была в конце пятидесятых. Тогда развернулась первая волна выступлений против фукамизации. Связана она была с так называемой Г-аллергией. Я про эту штуку знаю довольно много: приходилось работать под прикрытием врача-фукамолога. Болезнь это чрезвычайно редкая, в отличие от того же раннего развития и прочих неприятных побочек. Так вот, был всего один случай, когда расторможенный гипоталамус передался по наследству вместе с Г-аллергией. Родился больной ребёнок. Как его там? Маткувенко, кажется. Неизлечимо больной. Ну да, бывает. Цитастения тоже, знаете ли, не лечится. Или синдром Корнева-Аграновского. Но у цитастеников и КА-синдромщиков есть свой мирок. Свои почтовые рассылки, например. Где они обсуждают свои проблемы, новые лекарства, всякие слухи из научных кругов. Делятся успехами, жалуются на жизнь. Поддерживают друг друга, в общем. А тут человек такой один-единственный. В результате вырос на весь свет обиженный. А тут общественность как раз замаялась новой дурью — решила побороться с законом об обязательной фукамизации. Тут-то он и пригодился. В результате кипеш поднялся такой, что закон отменили. Ну, конечно, были всякие обстоятельства (книжку Оксовью кто писал? а то я не знаю). Но без этого самого Маткувенко ничего бы не получилось. Причём, когда общественность добилась своего и переключилась на другие темы, о нём быстро забыли. А вот такого отношения он уже не пережил. В итоге — суицид. Тут о нём общественность снова вспомнила и сплясала на могилке. Но недолго, потому что нашлись темы поинтереснее.

Так что у нас в таких случаях проявляют деятельный гуманизм и человека одного со своей бедой не оставляют. И тут тоже не оставили. Сформировали коллектив. Простейшим способом: назначили психокорректирующие процедуры всем, кто работал на Авроре по данной теме. Дескать, у всех у вас могут быть симптомчики, то да сё.

Разумеется, никакой реальной психокоррекции не проводилось. Просто раз в год к человеку приходил ментоскопист, делал всякие предварительные действия для входа в мозг, потом выходил оттуда. Ну, может быть, по ходу дела кое-что просматривалось и чуть-чуть подкручивалось. Но это я так думаю, а Левин точно не знал. А так — это было обычное плацебо.

Именно на это я и наткнулся, когда сделал глобальный поиск по профреестрам. И понятно, почему в реестрах эта коррекция не указывалась. Нельзя же указывать то, чего нет. Ну а тот факт, что ничего на самом деле не делалось, провели как тайну личности. Что и логично: пациент не должен знать, что его не лечат, да и лечить-то нечего.

Это сработало. Никто из участников всей этой истории никаких проблем никому не создал. Потому что никто не чувствовал себя обделённым и одиноким. Прежде всего Малахов. Который через десять лет благополучно умер от старости.

Так что всё обошлось безо всяких там глобальных стираний памяти. И других негуманных действий.

Что там ни говори, а вот о людях у нас заботятся. Умеют, да.

День 241

Всё какие-то хозяйственные хлопоты. То одно нужно, то другое. Кстати, Сашу тоже от всего отключили. Ну всё, мы теперь персоны нон грата, а то и хуже. Ничего, не пропадём, у меня всякие возможности имеются.

Интересно, что сейчас с тем Вандерхузе? Небось, всего насквозь просветили. В поисках каких-нибудь зацепок. Ну и, конечно, изолировали. Вот он влип-то. Думал, ухватил птицу-счастье за самый хохолок, как выражается Славин в таких случаях. А теперь сидит на какой-нибудь тихой базе... Вроде моей бывшей. Только я у себя был хотя бы относительно свободный и на что-то надеялся, а дядьке Яше надеяться не на что. Разве что на меня. Ну, я постараюсь. Помочь. Если эта писанина хоть как-нибудь поможет.

Всё-таки заканчивать надо, что начал. Напишу-ка про Антона Малышева.

Сразу после событий он улетел на Серебряную. Это было воспринято как желание отдохнуть и развеяться после пережитого. Ну, дело понятное. Однако с Серебряной он не вернулся.

Институтские по этому поводу не особенно обеспокоились. По их документам он проходил как виновный в массовой гибели жителей Авроры. Приказ об отстранении Малышева от полевых исследований был уже подписан. А как теоретик он был нуль. Да и психологические сложности дальнейшего сотрудничества были, мягко говоря, очевидны. По правде говоря, все ждали, что он как-нибудь сам решит проблему. Ну то есть куда-нибудь денется. Он и делся. Ко всеобщему удовлетворению.

Мать тоже не проявила к судьбе сына никакого интереса. Осведомилась только, жив ли он и в каком состоянии. И снова занялась важными делами. То есть увековечиванием памяти покойного супруга. Других живых родственников у него не было.

Интерес к его судьбе проявил только Павел Бунге. Всё-таки они были друзьями и многое вместе пережили. Так что он послал пару запросов в разные инстанции, но ответа не получил.

Потом появилась книжка про Румату. Пошёл кипеш. Естественно, этим вопросом занялись и наши, и дегебешники. И Антона нашли.