Факап

Интересно, что сейчас с тем Вандерхузе? Небось, всего насквозь просветили. В поисках каких–нибудь зацепок. Ну и, конечно, изолировали. Вот он влип–то. Думал, ухватил птицу-счастье за самый хохолок, как выражается Славин в таких случаях. А теперь сидит на какой–нибудь тихой базе… Вроде моей бывшей. Только я у себя был хотя бы относительно свободный и на что–то надеялся, а дядк Яше надеяться не на что. Разве что на меня. Ну, я постараюсь. Помочь. Если эта писанина хоть как–нибудь поможет.

Всё–таки заканчивать надо, что начал. Напишу–ка про Антона Малышева.

Сразу после событий он улетел на Серебряную. Это было воспринято как желание отдохнуть и развеяться после пережитого. Ну, дело понятное. Однако с Серебряной он не вернулся.

Институтские по этому поводу не особенно обеспокоились. По их документам он проходил как виновный в массовой гибели жителей Авроры. Приказ об отстранении Малышева от полевых исследований был уже подписан. А как теоретик он был нуль. Да и психологические сложности дальнейшего сотрудничества были, мягко говоря, очевидны. По правде говоря, все ждали, что он как–нибудь сам решит проблему. Ну то есть куда–нибудь денется. Он и делся. Ко всеобщему удовлетворению.

Мать тоже не проявила к судьбе сына никакого интереса. Осведомилась только, жив ли он и в каком состоянии. И снова занялась важными делами. То есть увековечиванием памяти покойного супруга. Других живых родственников у него не было.

Интерес к его судьбе проявил только Павел Бунге. Всё–таки они были друзьями и многое вместе пережили. Так что он послал пару запросов в разные инстанции, но ответа не получил.

Потом появилась книжка про Румату. Пошёл кипеш. Естественно, этим вопросом занялись и наши, и дегебешники. И Антона нашли.

Оказывается, Антон на Серебряной поселился. Причём очень оригинальным образом устроился. В самой что ни на есть лесной глуши сделал себе домик. Из брёвен. И гвоздей. Всё это, конечно, киберы делали — лес валили, тесали, строгали. Но в самом домике не было ни одной современной вещи. Даже на освещение поставил какие–то древние световые панели, невесть где завалявшиеся. А все дела делал в ведро. Кибер потом это в какую–то коробку деревянную выливал. Или яму, Левин точно не запомнил. Потом всё это шло на огород. В смысле — натуральный такой огород, где картошка и огурцы. Он это ел. А мясо добывал в лесу. Охотился на зверей. Со старым рельсовиком. И скорчером для самозащиты.

Да, кстати. К домику не шло никаких коммуникаций. Ни информационных, ни энергетических, никаких. Всю энергию для тепла, освещения и киберов давал старый нейтринник. Да, Линия Доставки туда тоже не шла. Потому что Антон ничего не потреблял.

При этом он не прятался. Если бы прятался, пришлось бы сложнее. Нет, нашли бы, куда бы делся, но всё–таки. Но он честно указал своё местопребывание в профреестре.  В закрытой части, доступной только для нас. Типа — «вот он я, у меня секретов нет».

КОМКОН к нему наведался. Насчёт ДГБ — неизвестно. Интересно, что каким–то образом о его местопребывании узнал Павел Бунге и тоже его посещал. Но это отдельно.

С комконовцами Малыше общался тихо, мирно, агрессии не проявлял, был настроен на сотрудничество. Толку от этого не было никакого.

Комконовцы интересовались двумя вопросами. Зачем Антон написал свою книжку и понимал ли последствия. Антон на оба вопроса ответил так, что страдает тяжёлыми провалами в памяти и не помнит, зачем и почему он это сделал. Тут же согласился на ментоскопирование. Которое показало, что у Антона тяжелейшие проблемы.

После некорректно проведённого удаления воспоминаний в мозгу остаётся что–то вроде открытой раны. Которую мозг начинает залечивать своими средствами. В частности, пытается затянуть её другими воспоминаниями. Я уже об этом, кажется, писал. Так вот, у Антона это приобрело совсем уж крайнюю форму. В частности, всё, связанное с написанием книги, было полностью занятно какой–то бытовухой — как он здесь поселился, как устраивался, и тому подобное. От лечения и глубокой ментоскопии Малышев оказался, вручив прибывшим соответствующие документы. Из которых следовало, что его всё устраивает и менять он ничего он не хочет. В заключение он подписал обязательство, что в случае каких бы то ни было новых публичных выступлений, публикации текстов и так далее он безоговорочно согласен на лечение с проникновением в память любой глубины. А под конец сказал: «я больше не создам никаких проблем».

Так оно и вышло. От Малышева с тех пор не было ни слуху, ни духу. Очень долго.

Насчёт Бунге. У него в архиве нашли начало текста, где он описывал своё прибытие на Серебряную и встречу с Антоном. То есть как раз встреча описана не была: текст обрывается на том, что Малышев выходит из леса. С руками, запачканными соком земляники. Который Бунге показался похожим на кровь.

На этом текст обрывался.

День 241