Факел (книга рассказов)

Прошло совсем немного времени, освободилось место заместителя комбата, и на это место назначили вот этого самого ротного, который подарил такое красивое ружье. Да, а ротный был самым молодым из ротных, и тогда другой ротный, самый как раз старший, написал заявление — ухожу из такой армии, не хочу служить под началом такого стрекулиста, как, например, бывший самый молодой ротный.

Эту историю, поддавши, любил рассказывать Владимир Кузьмич, сантехник домоуправления. Это именно он написал — не хочу служить под началом такого стрекулиста.

Но дело в том, что он не сразу начал рассказывать эту историю, а лет двадцать спустя. Случайно он увидел, что по телику мелькнул этот бывший ротный, но уже в чине Большого генерала. Одно время генерал довольно часто красовался на экране, и Владимир Кузьмич, непременно поддав, называл его стрекулистом и рассказывал эту вот историю.

Но однажды генерал исчез, он что-то с чем-то перепутал, то ли свой карман с казенным, то ли, наоборот, казенный со своим. И больше Владимир Кузьмич его не вспоминал. Даже поддавши.

Героическая легенда

Вот одна из самых распространенных легенд начала шестидесятых годов. Напомнить надо, что это было время массового порыва на дальние стройки и непременно к трудностям. Причем порыва не столько принудительного, сколько вот именно добровольного. Что-то, видать, витало в воздухе, надежды какие-то, видать, голову покруживали. Ну да, то самое, я еду за туманом и за запахом тайги, также нам нельзя без песен, чтобы в сердце не закралась плесень.

Эту историю рассказывали люди, вернувшиеся с Хантайки, с Нарын-ГЭС, откуда-то еще — уверяли, что этот случай был именно у них.

Значит, так. Пусть это будет ГЭС в Азии. Строители ее, к слову, очень гордились, что их стройка — самая высокогорная.

Начало стройки. Небольшой отряд. Пионеры. Нет, не в смысле взрослые дяди с красными галстуками, а вот именно первые. И они, значит, в полной изоляции от центра, от Большой земли, красиво говоря. Один или два раза в неделю по ужасной горной дороге грузовичок ездит в центр и привозит этим первопроходцам еду, питье, почту. То есть без этого грузовичка пионерам не выжить. Чем шофер, молодой паренек по имени, например, Алеша законно гордится.

Все! Расстановка дана. Он, молодой паренек, спаситель вот этих людей, и жизнь его имеет довольно-таки большой смысл.

Холодная зима в горах. Алеша съездил в центр, загрузил машину и поехал обратно. Но где-то на середине пути спустило колесо. Алеша поставил домкрат и приноровился ставить запаску, снял проколотое колесо, и в это время домкрат упал, и железный обод колеса придавил Алеше руку. Да так подло, что он оказался как бы распятым на земле, лежит на спине, а левая кисть намертво придавлена железным ободом. И ничего нет под правой рукой, чтоб освободить придавленную руку. Он землю царапает ногтями, но левая кисть была схвачена намертво.

Ясно понимал, это конец. Машины на дороге не ходят, ночь предстоит морозная, и он окоченеет. Жизнь свою было жалко — это одно. И другое: а как же его товарищи, они пропадут без еды и питья. Пока они хватятся, он совсем замерзнет. То есть нет выхода. Но нашел выход: Алеша так посчитал, что целое больше части. И он начал грызть себе руку, вот в том самом месте, где кисть соединяется с предплечьем. Нет, подробности непременно нужно отпустить. Известно одно: ему удалось освободить руку. Кисть, правда, осталась под колесом.

Конец истории. Сменил ли он колесо (что вряд ли) или сидел в кабине, дожидаясь помощи, сказать трудно. Видать, человека все-таки спасли, а иначе откуда бы строитель узнали, что паренек заботился не только о своем спасении, но и о товарищах. Ушедшие времена — ушедшие легенды.

Почти невеста

Зоя Павловна работала в коммунальном отделе, и ее любили. Нет, правда, коммунальный отдел исполкома, а ее любили. Потому что красивая женщина: вся подобранная, лицо светлое и ямочки на щеках. Нет, правда, коммунальный отдел — и ямочки на щеках. И блондинка. Причем блондинистость не посторонняя, но исключительно собственная. И улыбчивая, да. Не фугала этих песочников, что прут и прут, хоть им кол на голове чеши, им что приемные дни, что простые, все прут и прут, нет, не фугала. Не кричала, мол, выйдите за дверь, мужчина, и вы, женщина, тоже закройте дверь, нет, с другой стороны. Сколько же надо терпения, чтобы работать с этими песочниками, сколько терпения! И ее, значит, любили. Ну, если светленькая вся, если ямочки на щеках и если улыбчивая.