Факел Новороссии

Все это — не просто общественное теоретизирование и не одни лишь экономические выкладки. Опираясь на наш православный социализм, мы хотим выстроить мир своей мечты. Мир, где русскому человеку будет легко и радостно. Где нас отпустит тягостная депрессия.

Задумывались ли вы над тем, почему нам так тошно жить в нынешней реальности? Почему нам так не нравится то, что получилось после гибели Советского Союза в 1991 году? Да потому, что мы очутились в мертвящем русскую душу, фальшивом «мире дьюти-фри».

Смотрите: современные столицы похожи одна на другую. Давно пропала какая-либо разница, в какой из них мы находимся в настоящий момент. Везде — однообразные кафе, торговые центры, ящики световых реклам — лайтбоксы с одними и теми же кричащими логотипами. Всюду — одни и те же торговые марки-бренды автомобилей и одежды, одинаковые люди. Либо это лощеные, «упакованные» и социально успешные обитатели этого «дивного нового мира», либо те несчастные, кто оказался на его обочине. Американский философ и футуролог Томас Фридман называет это емким словосочетанием «плоская земля», понимая под ним унификацию образа жизни буквально повсеместно. Жизнь человека и его повседневные практики сегодня зависят не от национальных особенностей страны или региона и свойственных им традиций и обычаев, а исключительно от уровня его достатка, социального статуса и принадлежности к тому или иному классу или сословию.

Между тем описанная Фридманом радужная картинка касается не только жизни ее хозяев, но еще и тех, кто обслуживает их благополучное существование. Для них, действительно, мир — плоский, и все страны на одно лицо, как зоны дьюти-фри в международном аэропорту.

Но и обочины нынешнего мира, при всех их декоративно-этнографических различиях, унифицированы никак не меньше. В конце концов, совершенно неважно — в «хрущевке» ли ютится деклассированный рабочий или в картонной коробке. Бесперспективность его положения от того не меняется. Как и его конфликтное соседство с мигрантами из других частей света — носителями малопонятных ему ценностей, и одновременно — идеальным человеческим материалом для формирования нового рабовладения. Рабочий-аутсайдер фактически бесправен. Его удел — вкалывать на «успешных», при этом явно глупея от поколения к поколению. Подняться в этой жизни он не может, да и его детей в 90 % случаев ждет все то же социальное гетто, та же участь. Работа на эффективного собственника за гроши. Почему за гроши? Потому что мир стал плоским, и рабочему из Енакиево нужно конкурировать теперь на рынке труда не с работягой из, например, Макеевки, а с азиатом из какой-нибудь Индонезии. Или с китайцем. Или с мексиканцем. Они-то согласны пахать за мизерные зарплаты. Не хочешь лишиться работы — конкурируй с дешевыми мигрантами, даже не заикаясь о высоких получках, соцпакете, выходных. Мирись с тем, что рядом с тобой живут теперь какие-нибудь смуглоликие мусульмане-пришельцы.

Разумеется, это сосуществование не может оставаться бесконфликтным. Слишком уж далеко отстоят друг от друга традиционалистские миры автохтонов и мигрантов. Слишком тесна среда, в которой эти миры борются за выживание. И сойтись эти миры могут лишь в процессе отказа от самих себя. То есть объединить этих людей в рамках современного цивилизационного проекта Великой Глобалии можно лишь посредством навязывания унифицированных культурных симулякров, в равной степени разрушающих идентичность обеих групп. И коренные, и мигранты должны пройти переработку и превратиться в некую серую однородную, унифицированную массу. Должен возникнуть еще один стандарт: карабканье любой ценой по социальной лестнице в борьбе за не менее унифицированные блага. Все должны хотеть одного и того же. Серый, убогий, лицемерный мир…