Факел Новороссии

«…Учительница литературы стучала по доске мелом:

— Запомните на всю жизнь! Проверочное слово для „винегрет“, как ни странно, слово „веник“. Веник совершенно не похож на винегрет. В венике куча, как правило, одинаковых прутьев, плотно связанных одной или несколькими целями, то есть цепьями, то есть веревками. Веник очень трудно сломать. В винегрете всего понемногу, все перемешано и нужен он только для того, чтобы его съесть. И поэтому там все наоборот. И пишется соответственно наоборот. Вторая буква И, четвертая Е — запомните на всю жизнь! ВЕнИк— не вИнЕгрет!

Учительница литературы превратилась вдруг в тарелку с этим самым винегретом. Картошечка, капусточка, лучок, мелко порубленная свеколка придавала всему этому великолепию приятный розовый оттенок, явственно ощущался тонкий аромат любимого нерафинированного подсолнечного масла. Видение было настолько реальным и аппетитным, что Михаил уже начал шарить рукой в поисках вилки. Рассердился на безуспешные поиски и… проснулся. На невыключаемом по привычке сотовом телефоне посмотрел время. Вставать через 23 минуты. Михаил встал и, светя телефоном, прошел на кухню. Открыл холодильник. В холодильнике на второй полке стояла начатая пачка местной артемовской соли. Внизу в пакете с килограмм картошки, одна луковица и две морковки. Рядом с полбутылки подсолнечного нерафинированного. Морозилку Михаил и открывать не стал. Что там смотреть? Полторы тушки курицы, тактический и бережно расходуемый ресурс. Стратегических запасов в квартире уже не было.

Налил воды из пятилитровой пластиковой бутылки в чайник, поставил на зажженную от зажигалки конфорку. Открыл форточку и закурил. На улице было непривычно тихо. Город спал привычным тревожным сном.

…Еще пару месяцев назад к происходящему вокруг относились достаточно несерьезно. Как нибудь обойдется, само рассосется, что они, дураки что ли — жилые районы обстреливать? Все это принималось на чистую веру. Некоторые уезжали на дачи в пригороды, к родственникам в более безопасные районы, так, скорее, на всякий случай. Основная масса оставалась. Боялись оставить квартиры без присмотра или просто и ехать-то особо было некуда. Сейчас же многие уезжали уже просто в никуда. В неизвестность. Подальше от войны.

Для Михаила привычный мир перевернулся тогда разом. Пять или шесть снарядов Града, разорвавшиеся во дворе, осколками и взрывной волной вынесли несколько десятков стекол городской больницы и начисто перечеркнули любые надежды на приемлемый исход. Артиллерийский обстрел застал Михаила именно в том самом дворе. Упавший на асфальт в метре от стены Миша, вперемешку с матом (прости, Господи), прочитал тогда под разрывами единственную знакомую ему молитву «Отче наш», затем вскочил и вернулся в больницу. Сменивший его утром врач с дежурной медсестрой прямо в палате извлекали осколки стекла из пострадавших больных и передавали раненых дальше, санитарам на перевязку. Михаил отправил одну из санитарок на кухню с наказом выпросить пачку сухого киселя, взял с вахты ножницы и посадил пару больных стричь из имеющихся газет полосы шириной 3–4 сантиметра. На немой вопрос коллеги — Зачем? — ответил вполголоса: «Потом объясню». Управились довольно быстро.

— Кисель разведите кипятком. Клейте крест накрест на все стекла изнутри. Как в войну — это санитарке, прибежавшей с брикетом.

Ходячие больные с санитарками заклеивали уцелевшие стекла смазанными киселем полосками бумаги. Часть выбитых окон заменяли фанерой. Михаил и его коллега в этом участия не принимали. Всех врачей собрали в приемном покое и травматологии. За первые три часа приняли свыше сотни человек. Детей пропускали вне очереди.

— Перевязочные материалы на исходе, — шепнула почему-то именно ему медсестра так, чтобы не слышали больные.

— Собирайте все использованные бинты, кипятите в биксах. Найдите ведра, кипятите в ведрах. Если надо, даже на кухне.

Медсестра кивнула утвердительно.

Потом были три сложнейшие операции. Две самостоятельно и одна в составе бригады хирургов. На третью переодеться было уже не во что. Медсестры вылили на него три ведра воды, смывая с хирургического костюма кровь.

Чайник пискнул, сообщая о готовности. Любимая кружка, пакетик с заваркой, две чайные ложки сахара. Повторение планов на сегодняшний день.

Рюкзак, в нем — две сумки. Пять утра, пора выходить. Сначала на проспект Победы, занять там очередь, постоять минут 15, потом к другому банкомату там же. Там тоже занять очередь и вернуться. Снять по две тысячи и там и там, пройти на улицу Ленина. Там уже стоять в очереди не отходя и снова снять две тысячи. Пройти в аптеку. Она недалеко от больницы, закупить все по списку из имеющегося в наличии — что возможно упаковать в сумки. Машину лучше не ловить, лишние расходы. Проще сходить несколько раз.

…Проходя мимо остановки у супермаркета «Амстор», Михаил остановился у символических памятников — сколько их тут? Шесть? Восемь? Сосчитал, постоял еще с полминуты. У блокпоста ополченцев рядом со взорванным мостом поймал машину. Водитель оказался знакомый, с Солнечного, уже как-то раз подвозил. Вместо обычных 30–35 гривен взял половину, извинился и за это, надо на заправку. В очереди на Победы собралось уже человек 50, во второй оказалось человек 80.

В тупом ожидании очереди память снова швырнула Михаила в тот первый день. Домой тогда попал под вечер. Интернет работал. Несколько часов переговоров и просмотр десятков ссылок воплотились в конечном итоге в листок исписанной бумаги.

— Что это? — начмед, исполняющая обязанности главного врача, выехавшей в Киев, с интересом рассматривала исписанный листок.

— Читайте, там все написано.

— Так! Неплохо. Позвольте поинтересоваться. Откуда у вас, хирурга, такие познания?

— До института два года военной службы. Из них полтора курса военного училища, — ничуть не удивился вопросу начмеда Михаил.

— А обеспечение препаратами? Ваши расчеты я вижу. Где мы возьмем столько материалов? Киев нам ничего не даст. Я, конечно, постараюсь, но…

— Нам обещали помочь. По мере сил. Подробнее пока не могу сказать. Но помощь будет.

— Хорошо! Я дам указание главной медсестре. Занимайтесь отделением. Вы там вроде за заведующего сейчас? Да? Вот и занимайтесь.

Обещанная Михаилу помощь имела денежное выражение и материализовывалась им в биксы, бинты, салфетки, хирургические перчатки, лекарства, жгуты, одноразовые шприцы… Цены на все росли постоянно. Для больницы однажды удалось приобрести по сходной цене почти пять километров марли. Водитель Газели, загруженной медикаментами, глядя на счастливого в тот день Михаила, дал ему свой телефон и категорически отказался брать какие-либо деньги.

Снимать поступающие средства становилось все сложнее. Банкоматы переставали работать. Там, где они работали, — был введен лимит на обналичивание. Приходилось вставать в 5 утра, добираться до банкоматов, стоять в очередях. И так каждый день. С ночных дежурств Михаил выбегал к банкоматам прямо в хирургическом костюме, сменив только обувь на кроссовки. Заказанные в аптеках материалы приходилось ждать по нескольку дней. Зарплату платить перестали. Персонал больницы стал увольняться или просто часто не выходил на работу. Дежурства стали проходить по непонятному графику. Пока не сменят. Тут уж как повезет.

День обещал быть удачным. Удалось снять запланированные деньги и забрать из аптеки поступившие заказанные материалы. За три захода в рюкзаке и сумках перетащил приобретенное на склад больницы. Сдал под расписку главной медсестре. Расписываясь в третьей накладной за утро, главная вежливо поинтересовалась:

— Тут половина склада от вас, Михаил, откуда? Чистое любопытство.

— Отовсюду, Татьяна Витальевна. Россия, Ирландия, немножко Швеция, Германия есть, с той стороны, которая Украина, тоже есть, — он кивнул в сторону окна, за которым слышались далекие разрывы. — В основном Россия. Примерно три четверти.

— Поняла, — чуть помедлив, ответила главная. — Вот отчеты по расходу. Проверяю лично. И… Спасибо передайте, пожалуйста. Всем им. Пожалуйста. Всем.

— Передам, — кивнул Михаил, — передам обязательно.

Поднялся к себе в отделение, вызвал санитарок. Решение выдать им по 100 гривен пришло еще в очереди. Средства вроде позволяли, а люди три месяца уже без денег. Выдал просто, отсчитал и выдал.

— Это спасибо вам. За работу. Не премиальные и даже не в счет зарплаты. Просто спасибо вот такое.

Санитарки на радостях принесли чаю и тарелочку с баранками. Торжественное чаепитие испортил коллега сменщик, заявивший, что увольняется с завтрашнего дня. По всему выходило, что после ночного дежурства менять Михаила больше некому. То есть совершенно некому. Один врач на все отделение. И.о. заведующего отделением. И.о. заведующего всеми врачами отделения! И.о. заведующего единственным врачом в отделении! Сам себя заведующий! И свыше сотни больных.

До заступления на дежурство оставалось несколько часов. Надо было успевать, пока в Солнечный ходят маршрутки. Три гривны за билет. Денег на такси в оба конца уже не хватало. Не каждый раз попадаются добрые таксисты. Уже на остановке позвонила санитарка Маша. Запинаясь и извиняясь, попросила купить для отделения веник. Прежний истрепался. Если опять обстрел, то нечем осколки выметать, а у врача, наверное, деньги есть, раз по 100 гривен просто так взял и дал. Железная логика. Но веник был действительно необходим. Осталось придумать, где его купить.

На разбомбленом рынке, по слухам, началась кое-какая торговля. И — чудо. За 20 гривен Михаил действительно приобрел вполне приличный веник. Единственный продававшийся во всем городе веник. Проходя с ценным приобретением под мышкой между двумя сгоревшими рыночными рядами, Михаил увидел торгующую овощами бабушку. Вспомнился ночной сон. Небольшой кочан капусты и пара свеклин уложились в 10 гривен. Денег теперь хватало только на маршрутку. На такси домой и на обратную дорогу уже сколько-то не хватало.

— А и ладно! Дойду до блокпоста. Попрошу ополченцев, чтоб помогли добраться, — решил он.

Свекла варилась долго. Воды в водопроводе не было, оставался резерв — последняя полная пятилитровая бутылка. Уже можно было не экономить. Остудил в воде свеклу. Винегрет получился именно такой, как во сне, на славу. Из-за недостатка времени съесть успел только половину. Сложил оставшийся в стеклянную банку. Упаковал все имеющиеся дома продукты в пластиковый пакет и впихнул его в заполненный необходимыми вещами рюкзак.

Посидел, куря, на дорожку…

…Где-то на окраине татакал пулемет или это учительница стучала по доске мелом. Стук мела попадал в такт его шагов. — Запомните на всю жизнь! Веник не винегрет!..»[26]