– Да-а, Саша Франт был пахан-парень! – многозначительно поднял палец Сусликов.– Перед ним на цирлах не то что отряд, вся колония ходила. Как-то Франт при Бабухине рассказал свой сон. Лестница ему приснилась. Будто он идет по ней вверх… Лютик выбрал момент, когда они остались одни, и говорит: хороший сон, Саша. Что задумал сегодня делать, успех обеспечен. Франт усмехнулся: какая-то вошь смеет ему советовать. А Бабухин уверяет: раз такой сон пришелся на первое число, значит, сбудется обязательно… Франт забыл об этом, а когда ночью сел играть по-крупному и сорвал колоссальный куш, тут и вспомнил предсказание. И велел на следующий день своей «шестерке» снять новые корочки и отдать Лютику.
– Да, новые ботинки для зэка – целое богатство,– кивнул Денис.
– А в другой раз,– продолжал Сусликов,– Саше Франту приснилось зеркало. Призвал он Бабухина, растолкуй, мол. Тот предупредил: очень плохой сон. Бойся, говорит, Саша, корешей, задумали против тебя предательство. Представляешь? И ведь впрямь Сашу Франта замыслил свалить с паханов один из зэков. Саша дознался, что с воли специально пронесли в зону какую-то отраву. Вот такие, брат, дела…
– И чем кончилось? – поинтересовался Акатов.
– Загнулся тот зэк, что хотел Сашу свалить. Промучился два дня в больнице и откинул копыта. Тогда Франт спросил у Лютика: какое твое самое большое желание? Все для тебя сделаю, даже бабу… А тот говорит: бабу не хочу, а хочу Хлыста. Ну, того, кто его трахнул… Для Саши это семечки. «Шестерки» поставили Хлыста на четыре косточки, ну и Бабухин его при всех несколько раз, да еще в рот… Большего позора в колонии не существует. Тогда Хлыст поклялся посадить Лютика на перо[7]
. Ну его самого нашли мертвым на лесоповале.– Кто убил, установили?
Сусликов покачал головой: мол, наивный вопрос. И продолжал:
– Вот так Лютик вышел из грязи в князи. И был правой рукой у Саши Франта до окончания срока.
– Понятно,– сказал Акатов.– Но меня интересует еще один ваш бывший заключенный. По кличке Морж.
– Аркаша Довгаль? – сразу же отозвался отставной капитан.– Из бомжей?
– Да, он,– подтвердил лейтенант, подумав: алкаш алкашом, а память у Сусликова отменная.– За что он сидел?
– У Моржа это была вторая ходка[8]
. За нарушение паспортного режима и квартирную кражу.– А первый срок за что, не знаете?
– Как же не знаю? Знаю. Первый раз он сидел давно. Статья девяносто вторая, часть вторая, хищение…
– Хищение?– удивился Акатов.– Он же был кинорежиссером.
– Точно. Аркадий сам подробно рассказывал. Влип.по глупости. У них, киношников, оказывается, тоже всякие интриги. Закончил Аркаша первую классную картину, а на экран ее не пустили, вторую не дают. Жить на что-то надо? Вот он и подрядился снимать документальное кино по заказу колхозов. Истратили уже почти все деньги, а тут – бац! – ревизия. Припаяли, будто председатель колхоза под это дело прикарманил тысяч двадцать. Ну и Аркадию вроде бы подкидывал. Но Морж утверждает, что лишних денег они не брали. Дело по заданию обкома следователь сфабриковал, а суд проштамповал.
– Морж дружил с Лютиком?
– Ой дружили! – хрипло рассмеялся Сусликов.– Аж нары скрипели. Правда, кто из них был печником[9]
, не знаю.Акатова коробило от цинизма разжалованного капитана. Но приходилось терпеть.
– По нашим сведениям,– заметил Денис,– до первого заключения Морж любил женщин, а не…– Он недоговорил.
– О чем ты говоришь, лейтенант! – покачал головой Савелий Фомич.– Воля и зона – два совершенно разных мира… Ну что делать мужику, если свидание с женой он может получить раз в году? Один раз! А ведь хо-це-ца… Нормальный и тот бросится на жорика[10]
. Посуди сам: в колонии около трех тысяч человек. И лидеров из них – семьсот, не меньше. Это тачкованных…– Каких?– переспросил Акатов.
– Ну. которые известны наверняка. А вот раньше, сказывают, лет тридцать назад, было всего два, от силы три. Разницу чуешь?
– Л почему так?
– Лютеет зэк. Год от года. Теперь в зоне трахнуть кого послабее, значит – утвердиться. Хоть чем-то показать себе и другим, что ты человек… Хотя – какие они люди! – махнул рукой Сусликов.– Свинья и та не станет жрать, что жрут зэки. Баланда, жеванина… знаешь, на сколько кормят одного заключенного в день?
– Нет.– признался Акатов.
– На пятьдесят четыре копейки! Понял? Это здорового мужика, вкалывающего, как вол! А ежели по-честному, то и на сорок не перепадает.
– Куда идут остальные копейки?
– Эх ты, салага! – усмехнулся бывший капитан.– Самые лучшие куски попадают паханам, ворам в законе, столовской обслуге. Да еще пасется на зэковских харчах начальство. Вот и выходит, что работягам, которые на своем горбу вытягивают план, остается…– Он показал грязный кукиш. Сусликов вдруг рассмеялся.
– Хорошенький смех,– нахмурился Акатов.
– Да нет, я по другому поводу,– пояснил хозяин.– Как-то замполит приволок газету, а в ней написано, что американские зэки устроили бунт Из-за чего, думаешь? Вишь ли, им подали черствые булочки и остывший кофе… Умора да и только!
– Капитализм,– хмыкнул Денис.– Загнивают…
– Эх, хотя бы один денек так позагнивать,– с тоской произнес Сусликов.