Факел свободы

- О, - глаза Симоэнса на мгновение опустились, а потом он пожал плечами. - Ну, в таком случае, да. Я все еще... даю им знать, что я чувствую.

- Почему-то я подозреваю, что у них уже есть хотя бы смутное представление об этом, - сухо сказал МакБрайд, и Симоэнс удивил их обоих смешком. Резким смешком, но все же смешком.

Несмотря на это, в действительности это было не смешно. Симоэнс не совсем опустился до того, чтобы слать реальные угрозы в своих электронных письмах Мартине Фабр дважды в неделю, но уровень гнева - ненависти, если использовать верное слово - в этих сообщениях был удручающе ясен. На самом деле, МакБрайд тихо посоветовал Фабр принять для себя несколько дополнительных мер безопасности. Если бы человек, отправляющий эти сообщения, был хоть на йоту менее важен для военных исследовательских усилий Соответствия, он вполне мог бы быть уже арестован. Он, конечно, был бы помещен под предупредительное наблюдение... не считая, естественно, того, что в этом случае он уже находился под ним.

Это похоже на просмотр замедленного головидео с лавиной, думал МакБрайд. И во многих отношениях, абсолютный блеск и умственные способности, сосредоточенность и упорство Симоэнса, которые сделали его одним из ведущих исследователей Соответствия, только усугубили ситуацию. Хотел он того или нет (а МакБрайд пришел к выводу, что на самом деле хотел), в своей кампании гиперфизик демонстрировал активное и целенаправленное нежелание отойти в сторону, и чтобы заставить Фабр и других членов Совета по долгосрочному планированию полностью осознать жгучую глубину его ненависти и обиды. В некотором смысле, эта кампания была всем, что удерживало его жизнь на плаву, единственным, что давало ему импульс - и волю - чтобы и дальше сталкиваться с пустотой, которой стала остальная часть его жизни.

Но даже этого было недостаточно, чтобы остановить сокрушительный распад того, кем и чем он когда-то был. Это произошло не в одночасье. Это было недостаточно милосердно, чтобы произойти в одночасье. Но, несмотря на все усилия по спасению Херландера Симоэнса - или, по крайней мере, актива, который он представлял - ученый втягивался в свой медленный, непоколебимый, неумолимый распад. Им удалось замедлить его, и его психотерапевт приписывал МакБрайду львиную долю этого достижения, но, казалось, ничто не могло остановить его.

"Я не думаю, что что-то может остановить его, - мрачно подумал МакБрайд. - Я думаю, что причиной этого является его собственное бессилие. Я прочитал эти электронные письма, так что я точно знаю, что он писал Фабр, и если бы я был на ее месте, я бы уже потребовал, чтобы его поместили под превентивное заключение. Как член СДСП, она бы добилась этого, если бы попросила об этом. Интересно, почему она не сделала это? Я полагаю, по крайней мере, возможно, что она испытывает к нему жалость. Что она действительно чувствует себя ответственной за то, что создала обстоятельства, которые разорвали его жизнь на части. Но в нем столько гнева, так много желания кого-то наказать - кого-то кроме него, или в дополнение к себе, может быть - за то, что случилось с его дочерью. В один прекрасный день он действительно доведет себя до того, что попытается убить ее, или кого-то другого в Совете, или кого-то, кого он сможет наказать за то, что случилось с Франческой. И это будет концом".

МакБрайд знал, что он будет обязан остановить Симоэнса, когда этот день настанет, в конце концов, и осознание этого терзало его. Его терзали симпатия и собственные сомнения.

"Потому что истина в том, что на самом деле Бардасано права в том, как быстро мы, наконец, приближаемся к "Прометею", - подумал он. - Я никогда не ожидал по-настоящему, что это произойдет в моей жизни, что было довольно глупо, учитывая то, насколько я молод, и как много я знаю о том, что происходит внутри "луковицы". Но мы так долго готовились к этому моменту, что эмоционально я никогда по-настоящему не осознавал, что могу быть одним из тех, кто это увидит. Теперь я знаю, что так и будет... и Херландер помог отбросить все те сомнения, о которых я на самом деле не подозревал, когда полностью проснулся, не так ли?

Сколько еще Херландеров собирается создать Совет? Сколько людей - и только потому, что они "нормальные", это не мешает им быть людьми, черт побери! - окажутся в его положении? Черт возьми, сколько миллиардов или триллионов людей мы собираемся в конечном итоге убить только для того, чтобы Совет по долгосрочному планированию мог направить весь род человеческий к возвышению генетического превосходства? И насколько мы в действительности готовы принять вызов Леонарда Детвейлера - улучшить каждого представителя человеческой расы до нашей собственной вершины достижений? Мы действительно собираемся это сделать? Конечно, там будут, по крайней мере, некоторые бета-линии. И, может быть, хотя бы несколько гамма-линий.