Дверь плавно скользнула в сторону, и в комнату вошел Антон Зилвицки в сопровождении принцессы Рут. Королева Берри увязалась за ними в шокирующе вывернутом отображении королевского протокола.
- Теперь ты можешь выходить из укрытия, Виктор, - сказал Антон. - Она уехала.
Берри прошла в центр комнаты и поставила руки на стройные бедра.
- Ну, я думаю, что ты был груб, и мне все равно, что говорит папа. Мама очень любопытный человек, и ее с ума сводило, что она не может удовлетворить свое любопытство. Все то время, что она была здесь, она не прекращала спрашивать о тебе. А ты вообще не выходил ни разу, чтобы встретиться с ней.
- Любопытство может и не убивать кошек, - ответил Виктор, - но оно, безусловно, убило много политиков. Я делал одолжение леди, ваше величество, хотела ли она этого или нет, и будет ли она ценить это или нет.
- Не называй меня так! - отрезала она. - Я ненавижу, когда мои друзья используют этот глупый титул в частной обстановке - и ты это знаешь!
Антон подошел, чтобы сесть в кресло.
- Он просто делает это по причинам, которые я не могу понять - он извилистый, грубый, извращенный парень - используя пышные королевские титулы в частной обстановке, чтобы расчесывать имеющийся у него некий странный эгалитарный зуд. Но не волнуйся, девочка. Он не это имеет в виду.
- На самом деле, - мягко сказал Виктор, - Берри единственный монарх в мироздании, которого я не против называть "ваше величество". Но, признаю, я делаю это в основном только из противоречия.
Он посмотрел на молодую королеву, выражение лица которой было сердитым, и которая все еще держала руки на бедрах.
- Берри, самое последнее, в чем нуждалась твоя мать - это подставиться под обвинение, что она проводила свое время, общаясь на Факеле с агентами вражеского государства.
Берри усмехнулась. Вернее, попробовала. Усмешка была не слишком естественным для нее выражением.
- О, чепуха! В отличие от того, чтобы подставиться под обвинение, что она провела время, общаясь на Факеле с террористом-убийцей вроде Джереми?
- Совсем не одно и то же, - сказал Виктор, качая головой. - Я не сомневаюсь, что ее политические враги выдвинут такое обвинение против нее, как только она вернется домой. Это приведет в восторг тех, кто уже ненавидит ее, и вызовет широкий зевок со стороны всех остальных. Ради всего святого, девочка, они обвиняли ее в этом на протяжении десятилетий. Независимо от того, каким кровавым и маниакальным люди могут представлять Джереми Экса, никто не считает его врагом Звездного королевства. Тогда как я, безусловно, таков.
Он бросил слегка извиняющийся взгляд Антону и Рут.
- Я не имею в виду никаких личных оскорблений для кого-либо из присутствующих. - Он снова посмотрел на Берри. - Общение с Джереми просто оставляет ее открытой для обвинения в дурных взглядах. Общение со мной делает ее открытой для обвинения в государственной измене. Это огромная разница, когда речь идет о политике.
Выражение лица Берри было теперь упрямым. Совершенно ясно, что ее не убедили аргументы Виктора. Но ее отец Антон качнул головой. На самом деле весьма энергично.
- Он прав, Берри. Конечно, теперь он зарекомендовал себя никчемным секретным агентом, так как если бы у него была хоть капля воображения и смекалки, он провел бы время, навещая Кэти при ее пребывании здесь. Много-много времени, делая все возможное, чтобы сделать политику Мантикоры еще более ядовитой, чем она есть.
Виктор одарил его ровным взглядом и холодной улыбкой.
- Я думал об этом на самом деле. Но...
Он пожал плечами.
- Трудно понять, к чему это все придет в итоге. Известна очень долгая, долгая история тайных агентов, оказавшихся слишком умными для их же блага. С таким же успехом может оказаться, правда, спустя много лет, что Кэтрин Монтень, уверенно контролирующая либералов - и с безупречной репутацией - окажется полезной для Хевена.
Антон ничего не сказал. Но он одарил Виктора очень холодной собственной улыбкой.
- И... ладно, - сказал Виктор. - Я также не делал этого, потому что мне было бы неудобно это делать. - Выражение его лица получилось таким же упрямым, как у Берри. - И это все, что я хотел сказать по этому вопросу.
Танди пришлось на мгновение сдержаться, чтобы не ухмыльнуться. Были времена, когда ее забавляло множество больших и угловатых политических и моральных принципов Виктора Каша. Учитывая то, что они были связаны с лицом, которое одновременно могло быть столь безжалостным и хладнокровным, как немногие из живших когда-либо людей.
Боже упаси Виктора Каша просто открыто сказать, что семья Зилвицки была людьми, которые стали ему дороги, неважно, враги мантикорцы или нет, и он был не более способен сознательно причинить им вред, чем он был бы способен навредить ребенку. Верно, что все могло быть по-другому, если бы он думал, что на карту поставлены жизненно важные интересы Хевена. Но ради небольшого и, вероятно, временного тактического преимущества? Это было просто не то, на что он пойдет.