Факел свободы

Но она не была ниточкой. Не для Херландера. Она была его дочерью. Его маленькой девочкой. Ребенком, который научился ходить, держась за его руку. Кто научился читать, слушая, как он читает сказки ей на ночь. Который научился смеяться, слушая его шутки. Человека, которого он любил больше, чем мог когда-либо любить себя. И он даже не мог бороться за ее жизнь, потому что Совет не позволил ему. Это было не его решение - это было решение Совета, и тот его принял".

Он глубоко, судорожно вздохнул и встряхнулся.

"Ты позволяешь своему сочувствию завести тебя туда, куда ты не следует идти, Джек, - сказал он себе. - Конечно, тебе жаль его - Боже мой, как тебе его не жалеть? - но есть причина, по которой система устроена так, как устроена. Кто-то должен принимать трудные решения, и действительно ли было бы добрее, если оставить их на усмотрение того, чья любовь сделает их еще тяжелее? Кто будет жить с последствиями своих собственных действий и решений - не чьих-то еще - остальную часть своей жизни?"

Он поморщился, вспомнив записку Мартины Фабр, которая была частью основного файла Симоэнса. Она отклонила предложение Симоэнса - его мольбу - о том, чтобы ему было разрешено взять на себя ответственность за Франческу. Чтобы обеспечить уход, необходимый для поддержания ее жизни, чтобы частные врачи работали с ней за счет его собственного кармана. Он был полностью осведомлен о тех расходах, о которых говорил - СДСП совершенно ясно дал ему понять это, когда перечислил все ресурсы, которые были бы "нерентабельно вложены" в ее долгосрочные уход и лечение - и ему было все равно. Мало того, он продемонстрировал, со всей точностью, которую вносил в свою научную работу, что он мог бы покрыть эти расходы. Это было бы нелегко и поглотило бы его жизнь, но он мог бы это сделать.

За исключением того факта, что решение было не за ним, и, как выразилась доктор Фабр, Совет "не желает, чтобы доктор Симоэнс разрушил свою собственную жизнь в тщетной погоне за химерическим лекарством для ребенка, который с самого начала был признан проектом с высоким риском. С нашей стороны было бы верхом безответственности разрешить ему вложить столь большой остаток своей собственной жизни в трагедию, созданную Советом, когда он попросил Симоэнсов помочь им в их усилиях".

Он выключил душ, вышел из кабинки, и начал вытираться теплым, длинноворсовым полотенцем, но его мозг отключался не так легко, как вода. Он натянул пижамные штаны - он не носил верх пижамы с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать лет - и обнаружил, что дрейфует в направлении, непривычном для столь позднего времени.

Он открыл бар, бросил в стакан пару кубиков льда, налил на лед изрядную порцию смесевого виски и слегка покрутил его секунду. Затем он отпил из стакана и закрыл глаза, когда густой, насыщенный огонь обжег его горло.

Это не помогло. Два лица упрямо проплывали перед ним - рыжеватый кареглазый человек и гораздо меньшего роста с каштановыми волосами, карими глазами и широкой улыбкой.

"Это глупо, - подумал он. - Я ничего не могу изменить, и Херландер тоже. И не только это, я прекрасно знаю, что все эта боль просто разъедает его, усугубляя гнев. Этот человек превращается в своего рода бомбу замедленного действия, и я, черт побери, ничего не могу с этим поделать. Он собирается сорваться - это только вопрос времени - и я был неправ, когда преуменьшил его вероятную реакцию у Бардасано. Разрыв близится, и когда наступит, он будет так чертовски зол - и так безразличен ко всему, что еще может с ним случиться - что он сделает что-то очень, очень глупое. Я не знаю что, но я узнал его достаточно хорошо, чтобы знать это. И моя работа - не дать ему сделать это".

Это было странно. Он был человеком, которому поручили удерживать Симоэнса цельным, заставляя его работать - эффективно работать - над своими важнейшими исследовательскими проектами. И позаботившись о том, что если даже придет время, когда Симоэнс самоликвидируется, он не повредит этим проектам. И все же, несмотря на это, он чувствовал не настоятельную необходимость защиты важнейших интересов Соответствия, а необходимость хоть как-то помочь человеку, от которого он должен был защитить их. Чтобы найти какой-нибудь способ исцелить хоть частично ту боль, которую ему причинили.

Джек МакБрайд поднял стакан, чтобы сделать еще один глоток виски, затем замер, когда последняя мысль промелькнула у него в голове.

"Причинили, - подумал он. - Причинили ему. Это то, о чем ты действительно думаешь, не так ли, Джек? Не то, чтобы это просто была одна из тех ужасных вещей, что иногда случаются, но это не должно было случиться".

Что-то ледяное, казалось, пробежало по его венам, когда он понял, в чем только что позволил себе признаться самому себе. Опытный специалист по безопасности в нем осознавал опасность того, что он позволял себе думать о чем-то подобном, но человеческое существо в нем - та его часть, которая была сыном Кристины и Томаса МакБрайдов - не могло перестать думать об этом.