Факел

— Научи его рвать цветы, — шепнула она, а затем добавила громче: — Я хорошо знаю этих асклепиадов. Я была женой одного из них и матерью другого. С тех пор как я вышла замуж за деда этого мальчика, все они, и учителя, и ученики, без конца толклись в моем доме. «Работай сегодня, а счастлив будь завтра» — вот правило, которым руководствуется в жизни врач. — Она посмотрела на Дафну и улыбнулась. — Вот если бы ты научила моего внука, что такое счастливая жизнь!

Старуха пошевелилась, и лицо ее сморщилось от боли. Гиппократ осторожно приподнял ее, а Дафна растерла ей спину, поправила подушки и подстилку из шерсти, смеясь и болтая, словно Олимпия и не приезжала в Галасарну.

Когда наконец Фенарету устроили поудобнее, она внимательно оглядела Гиппократа.

— Ты настоящий Геракл. Когда ты поднимаешь меня, я чувствую, как ты силен. Да и то сказать, в твоих жилах течет столько же крови Геракла, от которого происходит моя семья, сколько и крови Асклепия, от которого ведет свой род семья моего мужа. Но, по правде говоря, я думаю, что и от той, и от другой не осталось и следа еще у наших с ним предков. И все-таки, Гиппократ, ты не похож ни на одного из тех асклепиадов, которых мне довелось видеть. Ты принес в нашу семью что-то новое, унаследованное тобой от твоей матери. Наверное, ты спас мою жизнь, но хвалиться здесь нечем: важна не сама жизнь, а то, что человек с ней делает. Когда, наконец, вы, врачи, поймете это?

Глава XI Отвергнутый венок

Пляшущий огонек светильника озарял маленькую комнату, где они обедали в этот вечер, мягким золотистым светом, и Гиппократ, найдя в Дафне внимательную и чуткую слушательницу, показал, что он умеет быть и очень интересным рассказчиком. Шутливые замечания его матери делали их беседу еще приятнее. Тушеное мясо было необыкновенно душистым и вкусным, о чем они поспешили сказать, когда в дверях появилась улыбающаяся привратница. Хрустящий свежий хлеб с конопляным семенем, масло, сыр, лепешки на меду, вино, разбавленное водой, — лучшей еды не могли себе пожелать проголодавшиеся после прогулки молодые люди.

Дафна обычно ложилась спать рано, и Гиппократ уже давно заметил, что каждый вечер ждет ее ухода со все большим сожалением. На этот раз, когда она поднялась со своего места, он сказал:

— Надо подумать, как мы проведем время, которое нам еще осталось пробыть в Галасарне. Дафна уезжает завтра днем, а послезавтра утром и я должен буду вернуться к моей работе. Завистливые боги не дают длиться таким счастливым дням. Но если Дафна хочет еще раз побывать в предгорьях, то мы можем посвятить завтрашнее утро умиротворению Аполлона, внимая мелодиям его Муз. Собственно говоря, как я слышал своими ушами, именно это и велела Дафне моя бабушка. По-моему, все женщины в этом доме устроили какой-то заговор. Можно подумать, что мужчина без них не смеет стать счастливым.

Все засмеялись, а Гиппократ добавил:

— Помнишь, матушка, как отец дразнил тебя, читая наставление Гесиода:

«В дом свой супругу вводи, как в возраст придешь подходящий;
До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли…
Девушку в жены бери — ей легче внушить благонравье…
Все обгляди хорошо, чтоб не насмех соседям жениться.
Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете.
Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей!»[9]

— По-моему, Гесиод был старым холостяком, и к тому же очень мерзким! — воскликнула Праксифея. — Наверное, он был таким уродом, что не нашлось приличной женщины, которая согласилась бы стать его женой. Однако мне надо доказать, что я тоже заговорщица. — С этими словами она вышла из комнаты и скоро вернулась, держа в руке лиру. — Фенарета хочет, чтобы ты взял ее себе, Гиппократ. Твой прадед привез ее с персидских войн. Видишь, она выложена перламутром, а рога изящно украшены золотыми фигурками. Сегодня я велела поставить новые струны из самой лучшей конопли — все двенадцать.

Гиппократ явно собирался отказаться от подарка, но мать стала его уговаривать:

— Это ведь очень маленькая лира, совсем не похожая на те, которые приносят музыканты на пиры. Обязательно захвати ее завтра с собой. Может быть, Дафна научит тебя какой-нибудь новой мелодии.

Гиппократ решительно покачал головой.

— Заговор всегда ведет к тирании, а свободные люди должны всеми силами ей противиться. Иначе греки станут всего лишь жалкими мужьями воинственных амазонок.

— Разумная тирания — самый мудрый образ правления, — с улыбкой сказала Дафна.

* * *

На следующее утро, едва взошло солнце, Гиппократ и Дафна уже весело шагали к подножию горы Оромедон. Люди, спешившие на работу в поля, с удивлением посматривали на молодую пару, стараясь догадаться, кто они такие. Навстречу им попались двое мужчин в нарядных плащах.

— Какая красавица! — сказал один.