— Возвращайся домой, — ответил Гиппократ, подняв хламиду Клеомеда и протягивая ее владельцу. — С первым же кораблем поезжай назад в Триопион и начинай серьезно готовиться к состязаниям. Ты ведь знаешь, что времени осталось совсем мало. А в будущем постарайся быть осмотрительнее и не торопись наносить удар правой. Она у тебя очень сильна.
— Я знаю, — кивнул Клеомед. — Но твои слова меня рассердили.
Гиппократ засмеялся.
— Я этого и хотел. Мне нужно было, чтобы ты перешел в нападение как можно скорее, — я ведь давно не боролся и быстро выдохся бы. Заметь, умение сдерживать гнев поможет тебе также лучше драться. А теперь выслушай меня внимательно: только тебе, мне и Дафне известно об этом… состязании. Будем считать его панкратионом, ведь это была и борьба, и кулачный бой. Если ты будешь вести себя, как подобает честному греку, от нас об этом панкратионе никто не узнает. А теперь иди. Хайре!
Клеомед послушно пошел к дороге на Меропис, но, сделав несколько шагов, остановился в нерешительности и вернулся к Гиппократу.
— Ты говорил правду?
— Чистую правду.
— Тогда ладно. Я был бы рад, если бы ты мог приехать, чтобы посмотреть, как я готовлюсь к играм. Со мной еще никто так не разговаривал. И очень жалко, по-моему, что ты не поехал на Олимпийские игры, когда тебя туда посылали. Ты очень хороший борец.
— И в кулачном бою, и в борьбе, — заметил Гиппократ, — нам приходится мириться с решением судьи.
Клеомед кивнул.
— Точно так же обстоит дело и в любви, — продолжал Гиппократ. — Каждый из нас надеется заслужить венок, но решать будет кто-то третий.
Клеомед бросил на Дафну быстрый взгляд, а потом сказал смущенно:
— Передай от меня Дафне, что я приду повидать ее после игр. Я надеюсь, она сможет тогда гордиться мной, а я буду кроток и послушен.
Клеомед расправил свои красивые плечи, набросил на них хламиду и застегнул ее у горла. А потом упругим шагом направился к дороге.
Когда он скрылся из виду, Дафна внезапно опустилась на камень и помотала головой, не находя слов. Гиппократ сел рядом с ней.
— Мне впервые пришлось драться с больным прежде, чем начинать его лечение. Вот я все-таки и взялся его лечить. Очень странный случай. У него душа испуганного ребенка. Он может быть разумным человеком и все же только что был опасен, как дикий зверь, — безумен, если хочешь. Впрочем, что такое безумие, в конце концов? Разумеется, все дело в мозге. Но лежит ли причина вовне или внутри?
— Гиппократ! — воскликнула Дафна.
Однако он продолжал, словно не слыша:
— Я должен сказать тебе, Дафна, что его мать просила меня взяться за его лечение, и я обещал — если сочту, что он нуждается в лечении. Сегодня наконец мы с ним побеседовали, и у меня синяк на подбородке. — Он потер его ладонью и весело усмехнулся.
— Гиппократ! — снова воскликнула она, но он продолжал говорить:
— Как врач Клеомеда, я прописал бы ему брак с тобой. Тебе нужно только оторвать его от материнского подола. А после этого ты сможешь вертеть им как угодно. Ты же сама говорила, что женщина может указать мужчине его путь, — вот тебе отличный случай проверить твою гипотезу. И не забывай, что он очень богат.
— Гиппократ! — сказала Дафна, поднявшись с камня. — Какие глупости! Ах, Гиппократ, он мог убить тебя! А ты… ты… нет слов, чтобы описать, каким ты был. Погоди. Я знаю, что надо сделать. Не вставай. Что же тут есть? Ах, вот!
Она подбежала к лавровому дереву и, отломив ветку, согнула ее в венок. Затем она вернулась к Гиппократу.
— Сейчас я возложу на твою голову венок победителя.
Гиппократ вскочил и поспешно сказал:
— Нет-нет! Я был бы счастлив получить этот венок и все, что могло бы ему сопутствовать. Но у меня нет на него права. Судья должен подождать и быть равно справедливым ко всем состязающимся.
Дафна несколько секунд молчала. Потом она отбросила венок.
— Хорошо, пусть так. А теперь покажи мне свой подбородок…
Он нагнулся, и прежде чем они оба могли сообразить, что случилось, она поцеловала его. В тот же миг она отпрянула, и они растерянно посмотрели друг на друга.
— Я… — начал он, — я… — и умолк, а потом повернулся и быстро пошел по направлению к дороге.
Дафна медленно обвела взглядом уступ. Вот следы в пыли, оставленные дерущимися, вот камень, который она выронила из рук, когда схватка кончилась. Потом она посмотрела в морскую даль на двойную вершину Ялоса. И наконец окликнула Гиппократа:
— А лира? Ты решил покинуть ее тут? Да и меня тоже?
Он вернулся, поднял лиру, и они молча спустились с уступа. Наконец Дафна сказала, не глядя на своего спутника:
— Ты подумал о Клеомеде, о том, что было бы лучше для него. Но, может, ты забыл о ком-нибудь другом?
Гиппократ остановился и сказал очень мягко:
— Да. Но давай сядем где-нибудь подальше от прохожих. — Пожав плечами, он добавил: — На сегодня хватит и одной придорожной беседы с больным.
Свернув с дороги, они вновь стали подниматься по склону.