Факел

— А ты знаешь, кто ее спутник? — спросил другой.

— Нет.

— Помнишь юношу борца, который завоевал Косу венок на Триопионских играх? Лет десять назад, а то и больше? Звали его Гиппократ… Гиппократ, сын Гераклида. Его родственники все еще живут в Галасарне.

— Клянусь богами! — воскликнул его приятель, оглянувшись. — Кажется, ты прав. Он сильно изменился с тех пор, но манера держать голову осталась у него прежней. Это было одиннадцать лет назад. Я очень хорошо помню игры того года. Я ведь и сам в них участвовал — метал копье. Ну что же, я охотно поменялся бы с ним сейчас местами. По-моему, под плащом он несет лиру. Счастливчик! Нет ли сегодня где-нибудь свадьбы?

Мимозы у дороги золотились пушистыми шариками, а среди зеленеющих живых изгородей кое-где клонил свои красивые цветы гибискус — рубиново — красные с черным, припудренные желтой пыльцой. Над густыми шелестящими зарослями бамбука покачивались перистые метелки молодых побегов.

Поднимаясь по склону, Гиппократ и Дафна видели внизу фруктовые сады, где ровными рядами росли смоковницы — издалека их стволы казались голубовато-серыми, а ветви опутывала дымка крохотных весенних листочков, — и рощи оливковых и персиковых деревьев, яблонь и мушмулы.

Наконец они добрались до лиловых склонов, но знакомого пастуха нигде не было видно. Тогда они пошли дальше и вскоре достигли ровной площадки на уступе. Там торчала полуразрушенная башня — возможно, остатки крепости, построенной в те почти забытые времена, когда доряне из Эпидавра впервые вторглись на Кос, захватив западную его часть. Здесь сходились три дороги — из Галасарны, из Астипалеи, расположенной на западе, и из Мерописа, лежавшего по ту сторону гор.

— Сколько событий произошло с тех пор, — сказала Дафна, — как мы с Ксанфием шли по этой дороге, покинув виллу Тимона! Вот здесь мы с ним отдыхали.

Воздух был прохладен, но они сбросили плащи, согретые гордой радостью, которая хорошо знакома тем, кто любит бродить по горам. Площадка упиралась в крутой утес. С его вершины доносился низкий посвист горных поползней.

— Послушай, — сказала Дафна. — Какие странные томящие трели раздаются среди скал! Они чуть-чуть напоминают пение соловьев в кипарисовой роще около виллы Тимона.

— Да, — согласился Гиппократ. — Эти птицы водятся и на утесах в Дельфах — над самым стадионом. И когда они свистят, кажется, будто это горные духи смеются над людьми.

Они подошли к краю площадки и, стоя совсем рядом, облокотились на полуразрушенный парапет. Оба смотрели на развернувшиеся внизу широкие дали, но каждый прислушивался к непроизнесенным признаниям, таившимся в его душе.

Мужчина не мог бы понять того, что в эти минуты происходило с Дафной. Она испытывала какую-то странную слабость и чувствовала огромную силу в том, кто стоял сейчас так близко от нее. Она знала, что счастлива, очень счастлива. И не хотела никаких перемен. Пусть все останется таким, как есть, до тех пор, пока… пока… ну, к чему думать! Она смотрела на далекое море и старалась угадать, какая из вершин двурогой горы на островке Ялос выше.

С тех пор как Гиппократ накануне с удивлением обнаружил, что любит Дафну, он успел многое обдумать. И ему было ясно одно: он хочет, чтобы она стала его женой, и как можно скорее. Но не менее ясно он понимал, что не должен говорить об этом с Эврифоном, пока вопрос о ее браке с Клеомедом не разрешится окончательно. И точно так же он до тех пор не должен говорить об этом с ней, связывать ее обещанием. Иначе ее отец и Тимон сочтут его бесчестным — и с полным основанием.

С другой стороны, будет только справедливо, если он скажет — или хотя бы намекнет — Дафне, что любит ее, чтобы она могла сделать выбор, зная все. Но прав ли он, позволяя ей хотя бы обдумывать брак с Клеомедом — человеком, который, как он убежден, недостоин ее? Она не будет с ним счастлива. Быть может, ему следует просто обнять ее сейчас, а будущее пусть само о себе заботится? Нет, нет, это было бы бесчестно!

Они стояли совсем рядом, но Дафна придвинулась к нему еще ближе, коснулась его руки и посмотрела ему в глаза. И обоих охватило такое чувство, словно их ничто не разделяет, словно они — единое существо.

Вдруг позади них послышался стук торопливых шагов по каменистой тропе. Вздрогнув, они отскочили друг от друга и обернулись. По площадке быстро шел Клеомед; его великолепное, обнаженное по пояс тело могло бы послужить моделью для статуи Геракла. Его лоб блестел от пота. За спиной на шнурке, обвивавшем шею, висела свернутая хламида.

Он остановился, потрясенный.

— Дафна! — воскликнул он. — Гиппократ! Я шел в Галасарну, Дафна, чтобы повидаться с тобой. Но я думал, что ты ухаживаешь за старухой, которая сломала ногу. Что ты делаешь тут, на горе? Забавляешься с ним, а? Вот ты, значит, какая! Не можешь потерпеть до замужества? Ну, так ты принадлежишь мне — мне, Клеомеду! И больше ты от меня не убежишь!

Он шагнул к ней, но Гиппократ встал между ними.

— Погоди, Клеомед! — сказал он. Ты напрасно обвиняешь и ее и меня.

— Напрасно? Вот я тебе покажу «напрасно»!