Факир

Почтовые учреждения выделяют их путешественникам, сменяя через каждые десять миль в станционных домиках. Они меняются по шесть человек каждый раз и несут паланкины на длинных шестах, поддерживающих кузова, кладя эти шесты прямо на свои обнаженные плечи. Идут они мерным шагом по шесть километров в час, питаясь дорогой только двумя горстями риса – в полдень и в восемь часов.Вид несчастных гамалов, пришедших в Ниджигул, пробудил жалость в толпе, когда караван вступил в ограду бенгало. Они с головы до ног обливались потом; кожа тех, которые несли паланкины, потрескалась от солнечного жара; их налившиеся кровью лица казались пурпуровыми с бронзовым оттенком кожи.

И все-таки на ходу они пели, к чему всегда пробегают гамалы, чтобы преодолеть усталось и забыть про тяжелый груз. Один из этих бедняков запевал меланхолическую и заунывную мелодию, а остальные составляли хор. Ни один народ не вложил в свои песни столько трогательной грусти, как тот, который в своей поэзии выражает страдания целой расы.

Это измученная душа Индии, согнувшей свою некогда гордую шею под чужеземным ярмом. Индия голодная и несчастная поет устами бедного гамала, едва двигающего ноги под тяжестью своей ноши.

Любители народной индусской поэзии положили на ноты и записали слова некоторых походных песен с ответами, настолько жалобных, насколько и иронических. Импровизация ниджигулских гамалов достаточно оригинальна и смело может занять место среди собраний подобного рода.

– Что мы несем? – спрашивал запевала, – не колибри ли?

Хор отвечал:

– Нет, нет, это не колибри!

– Может быть, это легче колибри?

– Нет, нет, не легче колибри!

– Не тяжелый ли это слон?

– Да, да это тяжелый слон!

– Братья, бросим его.

– А разве ты не видишь длинной палки с золотым набалдашником?

– Я вижу ее.

– И мы видим ее.

– Осторожней! Наша спина пострадает от нее.

– Потрудимся, потрудимся!

С последним куплетом этой маленькой поэмы, которая в стихах звучала, натурально, красивее, гамалы подошли к самому порогу бенгало. По знаку музалши они остановились и опустили на землю паланкины, из которых вышли три человека, три европейца, – двое мужчин и одна молодая девушка.Тотчас же около вновь прибывших образовался тесный круг. Каждому хотелось взглянуть на путешественников, не побоявшихся отправиться в дорогу в самый убийственный час дня, да еще когда на горизонте собирались грозовые тучи. Это были, по всей вероятности, знатные и богатые люди, если могли склонить необходимое число гамалов отправиться вместе с ними в дорогу при самых неблагоприятных условиях. Но метис Кабир живо растолкал любопытных, стоявших у него на дороге, и с почтительным поклоном подошел к приезжим.

– Ваша милось, без сомнения, устали, – сказал он превосходным английским языком, – и здесь вы найдете все необходимое: для отдыха. и для того, чтобы подкрепить свои силы.

– Спасибо, любезный, – ответил более пожилой европеец, входя на веранду. – Будьте добры, проводите нас в наши комнаты, где бы мы могли принять ванну из свежей воды и отдохнуть несколько часов, прежде чем отправимся дальше.

– Сэр отправляется сегодня вечером?

– Мне хотелось бы заменить гамалов, прежде, чем продолжать наш путь, – сказал европеец.

– Нет, – ответил китмудгар, – в Ниджигуле нет гамалов, потому что белые в это время года сюда никогда не заглядывают. Но у меня на конюшне стоят два превосходных зебу, которых я могу запрячь в тележку и отвезти саибов, куда им угодно.

– Хорошо, мы поговорим еще об этом, когда достаточно отдохнем.

Трое путешественников, которых китмудгар поспешил проводить в самые лучшие комнаты своего бенгало, и которых читатель уже отгадал, – были не кто иные, как мистер Токсон, мисс Дебора и Пензоне.

Мы их оставили в тот момент, когда они, очутившись опять вместе по воле судеб, ударились своей шлюпкой о каменистый и пустынный берег Ирландии.

Лодка разбилась о скалы. К счастью, они все трое были превосходные пловцы и поэтому вплавь добрались до земли, а затем уже не трудно было дойти до рыбацкой деревушки, где нашли бы поистине заслуженный отдых, если бы мистер Токсон не захотел немедленно возвратиться к месту крушения лодки, чтобы спасти драгоценный лаковый ящик. Прибавим только, чтобы долго не распространяться, что деньги делают все.

Мистер Токсон оставался глух, к предостережениям Провидения и по-прежнему упорствовал в принятом решении. Ни на что не обращая внимания, он стремился к своей цели, желая научиться искусству факиров в достижении такого продолжительного сна и завладеть нефритовым флаконом, ключом этой тайны. Дебора и Пензоне, должны были покориться, довольные и тем – в особенности Пензоне, – что ему ничего не говорилось о возвращении в Чикаго.

Как только мистер Токсон спас свой ящик, он поспешил на ближайшую железнодорожную станцию. Наши путешественники остановились только в Лондоне, где и пробыли почти целый месяц для того, чтобы восстановить здоровье мисс Деборы, которая, вполне естественно, была сильно потрясена пережитыми событиями.