- Почти молодожены? - улыбнулся Мисколо. - Вот почему вы так за нее беспокоитесь. А вот я женат уже…
- Не думаю, чтобы нас можно было называть молодоженами, - сказал Редфилд. - Нам же не по двадцать лет.
- Я не имел в виду…
- К тому же моя жена уже была замужем.
- Да? - вымолвил захваченный врасплох Мисколо.
- Да.
- Ба! Многие женятся поздно, - без особой убежденности сказал Мисколо. - К тому же такие браки самые крепкие. С обеих сторон люди готовы нести семейные обязательства…
- У нас нет семьи, - сказал Редфилд.
- Простите?
- У нас нет детей.
- Но это никогда не поздно, - сказал Мисколо, оживляясь. - Вот у меня двое - девочка и мальчик. Дочь учится на секретаршу здесь, в городе, а парень - в Массачусетском технологическом институте. Это в Бостоне. Вы бывали в Бостоне?
- Нет.
- Я туда ездил, когда служил на флоте задолго до войны. А вы воевали?
- Да.
- В каких войсках?
- Пехота.
- Неподалеку от Бостона вроде есть какая-то часть.
- Не знаю.
- Когда я служил, там, помнится, было полно солдат. - Мисколо пожал плечами. - Вы в какой части служили?
- Скажите, они еще долго ее продержат? - внезапно спросил Редфилд.
- Еще несколько минут, не больше. Вы где служили?
- В Техасе.
- А за границей воевали?
- Участвовал в десанте, в Нормандии.
- Серьезно.
Редфилд кивнул:
- На второй день высадки.
- Да, это уж не увеселительная прогулка была, а?
- Я выкрутился, - произнес Редфилд.
- И слава Богу! Многие там так и остались. Должен признаться, я немного жалею, что не попал на войну. Когда служил на флоте, мы и подумать не могли, что будет война. А когда началось, я уже был слишком стар. Я был бы горд сразиться за свою страну.
- Почему?
- Почему? - Мисколо смутился, но через секунду сказал: - Ну, для… для будущего.
- Чтобы защитить демократию? - спросил Редфилд.
- Да, и для этого…
- И чтобы обеспечить свободу грядущим поколениям? - В голосе Редфилда звучал странный сарказм.
Мисколо пристально посмотрел на него.
- Я хочу, чтобы мои дети жили в свободной стране, - произнес он наконец.
- Я тоже, - ответил Редфилд. - Ваши дети и мои дети.
- Вот именно. В конце концов, они у вас будут.
- Да, когда они у меня будут.
В комнате стало очень тихо. Редфилд зажег сигарету, потушил спичку.
- Что они там делают так долго? - спросил он.
Сотрудница, которая с глазу на глаз разговаривала с Маргарет Редфилд, была молода, ее звали Элис Бенион. Сидя за столом в пустой дежурке, она ловила каждое слово сидящей напротив миссис Редфилд. Глаза у нее были величиной с блюдце, сердце сильно стучало в груди. Маргарет понадобилось всего четверть часа, чтобы в деталях рассказать о вечеринке сорокового года, и все это время Элис Бенион то краснела, то бледнела, охваченная совершенно противоположными чувствами: отвращением, странным возбуждением, интересом, жалостью. В час дня Маргарет и Льюис Редфилд ушли из комиссариата, а инспектор третьего класса Элис Бенион села печатать на машинке рапорт. Взялась она за него с максимальным хладнокровием и безразличием, а вытащив из машинки последний отпечатанный листок, вся взмокла. Элис отнесла рапорт в кабинет лейтенанта, где ждал Карелла, и, пока тот читал, стояла у стола.
- Значит, вот в чем дело, - произнес Карелла.
- Да, - ответила она, - но в следующий раз, уж будьте любезны, задавайте ваши вопросы сами.
- Дайте-ка я взгляну, - сказал лейтенант Бирнс.
Карелла протянул ему рапорт. Бирнс начал читать: «Миссис Редфилд очень нервничала, не хотела говорить на эту тему. Утверждала, что никому об этом не рассказывала, за исключением семейного врача, и то по необходимости, так как нуждалась в его помощи. Ее до сих пор лечит тот же врач, Эндрю Фидио, 106, Эйнсли-авеню, Айзола.