Фактор кролика

Я высматривал внедорожник. Внимательно обегал глазами парковки, обочины дороги и повороты и тратил секунду или две, изучая фигуру каждого попадавшегося нам навстречу человека. А. К. выделялся бы своими габаритами, Игуана — силуэтом без плеч. Но я не видел ни внедорожника, ни эту парочку, ни кого-либо еще, способного угрожать моей жизни. Я решил, что это хороший знак — особенно в условиях нашего свидания.

Я открыл дверь подъезда. Мы молча поднялись по лестнице. Подошли к дверям моей квартиры. Я пропустил Лауру вперед и зашел следом за ней. Помог ей снять пальто, показал, где ванная, зашел на кухню и предложил Шопенгауэру скромный ужин. До меня донесся шум спускаемой воды в унитазе, затем журчание воды в кране — Лаура мыла руки. Что делать дальше, я не знал, но у меня сложилось впечатление, что мое тело знает это лучше меня. В гостиной мы поцеловались, купаясь в лунном свете, прямо под уравнениями Гаусса. Конечно, я их видел, но не чувствовал такого почтительного восхищения, как раньше. Они превратились просто в символы, а секундой позже я вообще про них забыл.

В спальне мы разделись. Как минимум, для меня этот процесс выглядел совершенно неорганизованным, как будто я не помнил, в каком порядке следует снимать с себя предметы одежды. Самым последним я снял галстук. Все осложнялось тем, что я снова чувствовал себя натянутой тетивой лука, готовой выстрелить. Раздеваться и ложиться в постель оказалось особенно трудно потому, что наши губы были так плотно прижаты друг к другу, как будто их склеили и не существовало силы, способной их разделить. Наши поцелуи напоминали влажный борцовский поединок двух языков. Это совсем не так отвратительно, как звучит. На самом деле ощущения были очень приятные, но и они меркли по сравнению с ощущением прикосновения обнаженной кожи Лауры к моей.

Оно пьянило и в то же время освобождало от всех оков. Мои руки сами знали, где им следует быть, что находить и как действовать в данных обстоятельствах. Когда наши рты на секунду разъединялись, мы издавали звуки, которые я предпочел бы не воспроизводить при свете дня. Потом Лаура сдвинулась в сторону и нежно толкнула меня на спину. Ее дикая шевелюра щекотала мне грудь и живот. По позвоночнику пробежала дрожь. После этого рот Лауры нашел кое-что новое, и в этот миг я вообще забыл, что в мире существуют уравнения Гаусса. Все, что я видел, это потолок, озаренный узкой полоской света, пробивающегося из гостиной, но даже его я по сути не видел.

Чем быстрее мы приближались к черной дыре, тем медленнее текло время, а материя все больше уплотнялась. Прежде чем я рухнул в пропасть за горизонтом событий, готовый принять судьбу, ожидающую меня внутри черной дыры, где меня сожмет в точку меньше булавочной головки и я сольюсь с окружающей тьмой, я понял, что должен вырваться из этого неуправляемого состояния и вернуться под действие гравитации.

Я сказал Лауре, что единственно правильный путь — это полная взаимность. Не уверен, но не исключено, что она хихикнула. Или что-то сказала, но я не понял что, потому что часть меня все еще была соединена с ее языком. В любом случае мы поменялись ролями. В каком-то смысле мне захотелось, чтобы наш официант увидел это. Лаура на вкус была лучше, чем все блюда и вина, которые мы дегустировали в этот вечер. Судя по звукам, которые она издавала, и обрывкам произносимых ею фраз, я заключил, что она тоже чувствует некоторое удовлетворение от того, что мы не выбрали меню из шестнадцати блюд, потому что в этом случае мы до сих пор сидели бы в ресторане. Соотношение затрат и выгод приблизилось к уровню, который гарантировал нам счастье.

Потом мы снова прижались друг к другу, и напряжение моей тетивы стало нестерпимым. Я обрел способность действовать с удовлетворительной интенсивностью. Я не обладал особенно богатым опытом в том, чем мы занимались, но, возможно, это и не требовалось. Громкие стоны Лауры и сила, с какой она притянула меня к себе и обхватила пальцами, вонзая в мое тело ногти, указывали на достаточно высокую вероятность того, что я достаточно успешно справлялся со своим заданием.

Мы испробовали несколько способов познания друг друга. Изменения не были слишком радикальными и скорее напоминали коррекционные движения; примерно так вы добавляете количество знаков после запятой в зависимости от требуемой точности измерения. Лаура издала долгий и протяжный крик, в котором слились поражение и победа. Из моего горла вырвалось что-то вроде хриплого рыка, какого я прежде никогда от себя не слышал. По какой-то необъяснимой физиологической причине он длился гораздо дольше, чем позволял объем воздуха в моих легких.

Лаура громко дышала рядом со мной. Между нами произошло что-то настолько настоящее, настолько важное, что ничто не могло с ним сравниться. Я не знал, откуда взялись все эти новые чувства, эти специфические мысли и наблюдения. Моя кожа начала остывать. Одеяло сбилось в кучу у основания кровати. Я чуть присел, нащупал угол одеяла и потянул его к нам.

— Думаешь, пора начать храпеть? — спросила Лаура.