— Технически я не назвал бы это сидением, — ответил я. — Она просто… опустилась. Ненадолго. Как будто запрыгнула на велосипед, но через несколько секунд устала и спрыгнула назад.
Здоровяк ненадолго задумался.
— Это тебя взбодрит, — сказал он. Прозвучало это так, словно он обращался скорее к себе, чем ко мне. — Эта выпечка. Булочки, булочки, булочки. Доставит приятное разнообразие.
— Я не нахожу это особенно стимулирующим, — сказал я, стараясь вернуть разговор в прежнее русло. — И пятьдесят тысяч евро…
— Это я понял, — прервал меня Здоровяк, снова становясь собой. Он выпрямился на стуле, но пистолет по-прежнему держал нацеленным на меня. — У тебя есть лишние пятьдесят тысяч?
— Что? — не понял я. — Конечно, нет.
— Как дела в банке?
— Еще слишком рано для окончательных выводов. Количество выданных кредитов превысило все ожидания.
— То есть деньги уходят, но не возвращаются.
В его голосе появились пугающие ноты. В том смысле, что он звучал абсолютно нейтрально. Пугало содержание его слов.
— На этой стадии так и должно быть, — честно сказал я. — Организация операций…
— Кто-нибудь уже расплатился по кредиту?
На этот вопрос у меня был только один ответ:
— Нет. Но я этого и не ждал. Первые выплаты начнутся на следующей неделе.
— Что там насчет Парка аттракционов?
— Парка приключений. Он на грани.
— На грани чего? Он приносит прибыль?
— Да. Но минимальную.
— Короче говоря, материнская компания вполне успешна, а у банка многообещающий старт?
— Это честная оценка нынешней ситуации, — сказал я. Это была и моя оценка тоже.
Но я не совсем понимал тона, в котором мы вели этот разговор. В нем присутствовало что-то не совсем правильное. Передо мной сидел инвестор, чей капитал таял и чье будущее представлялось все более рискованным, но он выглядел так, словно это волновало его меньше всего. В любом случае я не располагал временем, чтобы размышлять над этим. Мне все еще нужно было позаботиться о…
— Что касается среднего звена, — прервал он ход моих мыслей, — просто скажем, что я обращу на это внимание.
— Что вы имеете в виду?
— Если у тебя нет пятидесяти тысяч евро, как ты заплатишь ему пятьдесят тысяч евро?
— Никак.
— И что будет дальше?
— Он покажет эти фотографии вам и…
Я хотел упомянуть Лауру, но она не имела никакого отношения ни к фотографиям, ни к этому человеку.
— …Считайте, что вы их уже видели, — продолжил я. — Так что шантажировать меня нечем.
— Я ему об этом скажу.
Неужели все действительно так просто? Но затем до меня дошло.
— И что тогда произойдет? — спросил я.
— Que sera sera. Что должно произойти, то и произойдет, — сказал он. — Выживет сильнейший. Как ты сегодня усвоил, тебе придется есть то, что тебе предлагают.
Здоровяк не предложил меня подвезти, а я его об этом не просил. Я прошел полтора километра по грунтовой дороге, потом еще полтора — по растрескавшейся велосипедной дорожке вдоль шоссе. Темнело. Деревья стояли стеной, казалось, все теснее смыкаясь друг с другом. Телефона у меня с собой не было — я специально оставил его в Парке приключений. Странное ощущение — полностью утратить контакт с внешним миром. Но в данный момент я нуждался именно в этом. Мне требовалось подумать. Уже сидя в автобусе и глядя в окно на мрачную стену леса и приближающиеся огни пригорода, я продолжал просчитывать варианты.
22
Лаура работала над четвертой, восточной стеной Парка приключений. Она перемещалась перед стеной, словно боксер, то отступая назад, то возвращаясь для следующего раунда ударов и тычков. Дети кричали; запах краски смешивался с ароматами рубленых котлет из кафе.
Время шло; я составлял все новые планы. Иногда я раздумывал, что мне делать с Игуаной; иногда пытался найти математическое решение своих проблем, но нужная ясность все не наступала. С одним исключением. Я знал, что Игуана следит за мной и выжидает подходящего момента, чтобы нанести удар. Я знал, что он где-то рядом, хотя не располагал никакими эмпирическими доказательствами этого.
Все происходило, как на быстрой перемотке.
Время шло.
Хотя время никогда не делает ничего другого. Это улица с односторонним движением. Одно из определений времени, которое мне где-то попалось, гласит: время — это постоянное и по сути необратимое движение существования событий из прошлого в будущее через настоящее. Мое внимание в этом определении привлекает слово «необратимое». Только по этой причине время должно доставляться с предупредительной наклейкой.
Я поймал себя на том, что все чаще возвращаюсь к подобным мыслям. И неважно, как много вычислений я произвожу, они не приводят к ощутимому результату. Еще я заметил, что с моими вычислениями есть проблема. Может, не совсем проблема, но все же. Во мне появилась какая-то медлительность, чтобы не сказать заторможенность. Подобное для меня в новинку и представлялось странным.
Я стоял за спиной Лауры и почему-то не мог заставить себя что-нибудь сказать. Она работала над стеной де Лемпицка.
— Привет! — наконец выдавил я.