Я сел в темноте, раскрыв глаза. Простыни повлажнели от пота. Часы показывали пять утра. Я был один. Птицы начинали щебетать за окном в преддверии восхода. Я отыскал в баре бутылку вина и выпил ее всю прямо из горла. Поменял простыни, но ложиться спать не имело смысла. Надев майку и шорты, я вышел, чтобы пробежаться. Улицы были совершенно безлюдны и окутаны тишиной. Только несколько торговцев раскладывали свой товар на прилавки. Солнце едва-едва показалось над горизонтом.
«Сумерки цивилизации», – подумал я, любуясь огромными зданиями из стекла и бетона, словно загорающимися в утренних лучах небесного светила.
Странное ощущение вызывал вид города, словно лишенного горизонта, чья линия изрезана постройками в духе кубизма и трехмерной графики.
Добежав до Лексингтон-авеню, я притормозил перед домом, все еще остававшимся в тени. Здание было закрыто на реконструкцию, как я прочел на вывеске, вскоре там должен открыться автомобильный салон по продаже «кадиллаков». Меня удивила новость. Оказывается, спрос на эти дорогие автомобили так велик, что салоны теперь открываются повсюду. К счастью, я чувствовал, что стою на ногах, а не жму на педали, значит, Данте Казанова жив, я проснулся и ни в чем не повинен… Достаточно ли я жив и способен ли выжить в дальнейшем?
ТЕЛЕФОН
Я лежал на постели и смотрел телевизор, когда раздался телефонный звонок. На часах было половина второго ночи.
– Чарли, ты не спишь? – спросила Сьюзан как ни в чем не бывало, будто наступило время для коктейлей.
– Нет, смотрю телевизор.
– Ты что-нибудь слышал о Гарри и Клариссе?
– Нет, а что с ними?
– Ну, как же! У них разрыв. Он выставил ее вон!
– Почему?
– Потому что нашел новую игрушку для постели.
– И что?
Сьюзан помолчала и, судя по звуку, выдохнула дым сигареты.
– А знаешь, из-за чего он ее выгнал? Она пыталась заставить его заниматься любовью, когда у нее была овуляция. Она хотела забеременеть. Кошмар, да? Захотеть ребенка от такого монстра!..
– Откуда он узнал, что у нее овуляция?
– Оттуда, что нашел градусник у нее под подушкой. Это все знают, милый.
– Я не знаю.
– Ну, ты, вероятно, единственный в своем роде.
– Ты тоже держишь градусник под подушкой?
– Я? Нет. Я интересуюсь карьерой, а не детьми. На это у меня еще останется время.
– Думаю, Кларисса просто хочет найти себе мужа.
– Ты что-нибудь слышал об Олимпии Веблен?
– Нет, а с ней что?
– Летает теперь на Фаркуар. Это слишком!
– Почему?
– Потому что она была жалкой садовницей. Можешь себе представить?
– Она была садовницей? – Да.
– Так это Веблен ее окрутил?
– Ни черта! Ему просто нужна была домработница.
– И?..
– И ей повезло! Ты уверен, что не спишь?
– Вполне. А где ты находишься?
– В Бразилии. Снимаюсь у Петера Линдберга.
– О да, я слышу потрескивание камер.
– Не ври, я здесь одна.
– Правда?
– Ну, может быть, и не совсем одна…
– И как, весело?
– Хорошая музыка, интересная архитектура, но вообще я скучаю. А ты один?
– Как всегда.
– А я тут о тебе рассказывала. Я не знал, что сказать ей в ответ.
– Ты скучаешь по мне?
Мне не хватило сообразительности придумать приятную ложь.
– Ты слишком много пьешь шампанского.
– Нет, Чарли, просто мне одиноко ночью, как иногда бывает одиноко каждой женщине.
Она отключила телефон. Я пожалел о своей глупости. Продолжил смотреть фильм про какую-то красавицу агентессу, вынужденную работать и на англичан, и на нацистов. Похоже, я смотрел этот фильм уже в десятый раз и все равно находил в нем что-то увлекательное. Причина была в одной из героинь, которая очень сильно напоминала Мисс. У нее была такая же деловая хватка, острый ум и крайняя беспринципность на словах, но в реальной жизни она соблюдала кодекс чести. Мои мысли постепенно продвигались от образа к вопросу о гетеросексуальности Роттвейлер. Можно было не сомневаться в том, что ее ориентация вполне традиционная, но вряд ли она относится к людям, способным презирать или ненавидеть других за гомосексуальные наклонности. Она слишком разумна для этого и практична.
Я сам не заметил, как заснул. Мне приснилась Сьюзан, которая была двойным агентом: англичан и нацистов. Странный сон. Казанова в нем носил форму СС, а Роттвейлер руководила одним из отделов разведывательного управления.
Телефон зазвонил снова, когда только начало светать.
– Чарли, быстрее приезжай ко мне!
Невозможно не узнать истерический голос Зули.
– Что такое?
– Мне нужна помощь!
– Ты знаешь, который час?
– Я ударила Люп телефоном. По-моему, она мертва.
– Скоро буду.
Люп была помощницей Зули последние восемь месяцев. Так долго у Зули еще никто не задерживался – своего рода рекорд, но хорошо оплачиваемый. Однако и опасность, которой подвергался всякий, кто занимал эту вакансию, тоже была немалой – в гневе Зули пускала в ход от туфель и зонтов до тяжелых хрустальных ваз. И надо признать, в минуты недовольства и раздражения она была почти неуправляема.
– Это какое-то помутнение рассудка, – пробормотала Зули.
Пожалуй, она сказала правду единственный раз в жизни.