Факультет патологии

– Сначала, Саш, я фарцевал сертификатами, – (Ленкиными, добавил я про себя), – потом иконами. Какие у меня доски были, таких в музеях не было, бабки я на них делал классные, – куда только за иконами ни ездил. Потом это опасно стало, и я перестал, много шума вокруг поднялось, и следить сильно стали. Потом занялся часами, «Seiko», «Orient», «Omega», сколько их через мои руки прошло, сказать тебе не могу, тысяча, наверно.

– Откуда ж ты такой талантливый мальчик взялся? – говорю я, отпивая пиво из бутылки.

– Эх, голубь, если я тебе скажу, какими делами до этого ворочал, – не поверишь, тысячи в карманы шли! Сейчас это так, жить надо. Ты знаешь, сколько я на одну Ирку трачу, да на ее шмотки, не представляешь даже! На одно такси в день целковый-двадцатник уходит, это обязательно, два года в метро не садился! Ладно, пошли париться, все равно всего тебе не расскажу, не могу. – И мы идем париться.

За пиво плачу я, у меня какая-то патология была, если он это делать собирался.

Все уже поддатые, и Машка орет Юстинову:

– Юстинов, пошли е…ся, Ирка, ты не возражаешь?

Юстинов пьяно улыбается, он уже поднабрался. Я тоже не особо трезв.

Никита привел новую девочку, Надя называется, она манекенщица. Только у нее одна прекрасная особенность – большая грудь, отличающая ее от других манекенок. Это мое слабое место. И мы смотрим друг на друга. А что еще остается! Хотя я и не ловец чужих счастий. Впрочем… Никита нажрался уже полностью и остается спать до следующего утра.

Я смотрю на великолепный стол, накрытый Иркой, как всегда, папа ее в министерском буфете специальный заказ делал. Юстинов поначалу и слышать об Иркиных родителях не мог, только и говорил, что «г…о и идиоты», и Ирку такую же вырастили. А после того как ее отец оставил им квартиру, зауважал, только и слышно теперь: мой тесть, мой тесть. Поразительны перемены человеческие.

Боб смотрит на меня и выражает мысль:

– Сашка, давай поговорим. – Этого человека напоить практически невозможно, а сжирает он все тоннами. Легко.

– О чем? – спрашиваю я.

– А ни о чем, – он улыбается, – просто так ПОПИЗ…М. Ты чего подарил Юстинову на день рождения? Я ни хера. И так родится.

На день рождения Юстинову я подарил десять пачек «Овулена», и он был счастлив до… сказал, что это лучший подарок.

Машка подсаживается ко мне и начинает приставать, чтобы я ей тоже достал «Овулен», ей Ирка рассказала. Я говорю, что «доставалка» не работает.

Появляются Сашка Литницкий и Оленька Даличева, у нее только закончились занятия.

– А где Никита? – первый вопрос, который задает Сашка.

– Я тебя уже не интересую, – говорит Юстинов, они поздравляются и целуются. А Оленька преподносит Юстинову запонки, которые он не наденет никогда.

Никита лежит во второй комнате на диване. Юстинов представляет Саше:

– А это новая девочка Никиты, Надя. Сашка, в костюме, вежливо здоровается.

Оленька кивает своей очаровательной головкой, классная девочка, пожалуй, во всей Москве вряд ли вторая такая найдется, что-то в ней есть особенное, можешь довообразить о ней, позади нее, – но она загадочна. И стройна и изящна до одурения.

– Андрюш, ну ты скажешь тоже, какая новая, у него никогда не было девочек, она единственная, – поправляет Ирка.

Все смеются, она только потом понимает, что сказала. Вечная актриса.

Саша и Оленька быстро «догоняют» нас, и, когда Сашка теплеет, мы садимся с ним в стороне и треплемся о политике Ближнего Востока. О шестиконечных товарищах.

А потом переключаемся на книги Андре Жида, которого и он и я читали. И у нас до сих пор запрещенного. Ирка, подвыпившая, разговаривает с Оленькой, она гордостью и счастьем почитала к Оленьке прикоснуться, – такая она чистая, невинная, говорила Ирка и, как всегда, переигрывала: и я такая была, пока Юстинов меня не испохабил.

– Саш, а как ты в Москве очутился? – говорит он. – Тебя вроде не было на первом курсе у Юстинова.

– Я перевелся, а потом родители переехали, чтобы я, скатившись уже на дно, там не остался.

– А где они живут? Я говорю.

– Поспешил твой батя, я слышал, он классный уролог, мой товарищ у него лечился: хроника простатита была запущенная, – за два месяца вылечил.

– Он не плохой уролог, – скромничаю я. – Боялся ждать дольше, думал, что вообще въезд в Москву и по этой статье закроют.

– А я сейчас недалеко от тебя живу, на Кутузовском, квартиру снимаю с Оленькой. Надо нам как-нибудь встретиться, потолковать.

Мне это приятно слышать от него. Сашу я почему-то заочно уважаю, не зная. Что-то в нем есть.

– Конечно, Саш, в любое время. Я всегда свободен, ты ж знаешь, какие все ученики. – Мы обмениваемся телефонами.

Вокруг кто-то чокается, что-то пьют и едят. Мы наливаем себе водки: юстиновский день рождения заканчивается мирно, Ирка никаких истерик в этот вечер не устраивает. Она менялась – и от этих изменений Юстинову кое-что предстояло.