Факундо

В 1820 году в Арекнто восстает армия, и командующий, родом из Кордовы, бросает стяг своей родины и мирно устраивается в родном городе, весьма удовлетворенный тем, что революция лишилась солдат. Бустос создает в Кордове испанское правительство, не располагающее никакой ответственностью, восстанавливает придворный этикет, вековеч­ный дух испанского квиетизма[228], и подготовленная таким образом всту­пает Кордова в 1825 год, когда предпринимаются попытки создать Рес­публику[229] и довести революцию до всех вытекающих из нее послед­ствий.

БУЭНОС-АЙРЕС

А теперь посмотрим на Буэнос-Айрес. Долгое время боролся он с ту­земцами, которые стирали его с лица земли, но он вновь поднимался; и так до 1620 года, когда город обосновывается в 20-х годах XVII века на карте испанских владений достаточно прочно и получает ранг генерал- капитанства, независимого от Парагвая, которому до того времени был подчинен. В 1777 году Буэнос-Айрес уже обретает настолько значитель­ный вес, что появляется необходимость пересмотреть политическую гео­графию колоний — город встает во главе вице-королевства, созданного специально в расчете на него.

В 1806 году недремлющее око Великобритании[230] обозревает карту Америки и обнаруживает там лишь Буэнос-Айрес, его реку, его буду­щее. В 1810 году Буэнос-Айрес наводняют революционеры, взращенные идеями самого разного направления — антииспанскими, французскими и европейскими. В чем состоял смысл того подъема, что происходил на западном берегу Рио-де-ла-Платы? Колониальная Испания не занималась ни мореплаванием, ни торговлей, и для нее Рио-де-ла-Плата значила очень немного: официальная Испания с презрением обозревала окрест­ности и видела здесь лишь реку и побережье. Со временем река скопила в своем устье определенное богатство, однако во всем этом было очень мало испанского духа и следов испанского правления. Развитие торговли способствовало проникновению европейского духа и основных идей, кото­рыми жила Европа; корабли, частенько заходившие в эти воды, привози­ли отовсюду книги и известия о политических событиях во всем мире. Заметьте, что Испания не имела другого торгового города на Атлантиче­ском побережье. Война с англичанами ускорила движение мысли в сто­рону эмансипации и пробудила чувство собственной значимости. Буэнос- Айрес, малютка, побеждающий великана, возгордившись, считает себя героем и отваживается на еще большее. Движимый чувством самодоволь­ства, с беспримерной отвагой начинает он революцию, распространяет ее повсюду, считая, что это великое дело предначертано ему осуществить Всевышним. «Общественный договор» переходит из рук в руки[231], Мабли и Рейналь стали оракулами прессы, а образцами — Робеспьер и Кон­вент[232]. Буэнос-Айрес считает себя продолжением Европы, и если не признает открыто, что по духу и устремлениям он французский и северо­американский город, то отрицает свои испанские корни, утверждая, что испанское правительство получило его уже сформировавшимся. С революцией наступает время сражений и воинских доблестей, побед и пора­жений, мятежей и бунтов.

Среди всех этих превратностей судьбы Буэнос-Айрес обнаруживает присущий ему революционный дух. Боливар не имеет себе равных, и вся Венесуэла служит лишь постаментом для его колоссальной фигуры. Буэнос-Айрес — город, полный революционеров. Бельграно[233], Рондо, Сан-Мартин, Альвеар[234] и сотня генералов, командующих армиями,— это орудие действий Буэнос-Айреса, его длань, но не голова. В Арген­тинской Республике говорят не «такой-то генерал освободил страну», а «Хунта, Директорат, Конгресс, Правительство тогда-то и тогда-то приказали генералу такому-то сделать то-то». Связи с европейцами всех национальностей с самого начала здесь были много шире, чем в любой другой части испаноамериканского континента, и потому столь решительная деиспанизация и европеизация происходят через десять лет только в Буэнос-Айресе.

Достаточно просмотреть перепись жителей Буэнос-Айреса, чтобы об­наружить среди аргентинцев изобилие английских, французских, немецких и итальянских фамилий. В 1820 году начинается устроение общества в соответствии с новыми идеями, которыми оно пропитано, и нововведе­ния продолжаются до тех пор, пока во главе правительства не встает Ривадавиа. До этого момента Родригес[235] и Лас-Эрас закладывали осно­вы, типичные для всех свободных государств. Амнистия, неприкосновен­ность личности, уважение собственности, ответственность правительства, разделение власти, светское образование — все подобные новшества учреждаются мирным путем. Ривадавиа приезжает из Европы, более того — ввозит с собой Европу, презирая ее. Тогда говорили, Буэнос- Айрес — а значит, Аргентинская Республика — осуществит то, что не сумела сделать республиканская Франция, чего не желает английская аристократия и о чем тоскует страдающая от деспотизма Европа[236]. И это не было мечтой лишь Ривадавии, то были идеи, принадлежавшие всем городам, таковы были их дух и устремления.