Фалес Аргивинянин

Его увидел скоротечно,

Обдал поклоном, опосля

Слезу смахнул, рукой сердечно

Аштар великую моля.

Как вижу, Гераклит, мой сын

Направил вас рукою смелой,

И коль вы поклонились в тын,

Идите в луч светила белый.

Но только помните одно,

Как вы увидите Его,

В глазах Его падёте в дно,

Лишитесь вы достигшего всего!»

Так говорил Сын Утренней Звезды,

Сей молчаливой тайны жрец,

Спустив правления бразды

Желаньем – так велел Творец.

На север лишь персты подъял,

Я вновь как ученик стоял

И токи мудрости питал,

Всё новых указаний ждал.

Закончив свой недолгий сказ,

Земли Могильщик удалился

И, принимая, сей подсказ,

На север с Клодием стремился.

2

Вот вновь дороги нудный вид,

Двугорбый зверь нам был как гид,

Слова мы в скудости держали:

От зноя томного страдали.

Барханов жалкая среда

Не причинила нам вреда,

И только весь попутный люд

Был хуже, чем под мной верблюд.

Настало время. Вот предстал

Во всём величье, я б сказал,

Великий город Палестины!

Я вынужден сложить стремнины.

Мы токами питались там,

Стачавшего с глуби народа,

А помеси флюидных срам,

Грехи сдавали человеческого рода.

Несчастных храмов тусклый свет –

Жрецов изысканный обед,

Столь лицемерных и жестоких,

Сквернивших души очень многих.

Глотая воздух сквозь хитон,

С моей груди скрывался стон.

Душа моя вопила так,

Что понял бы любой дурак…

Чуть подкрепясь духовной мыслью,

Я средь людей изнемогал,

И не легендой баю, былью,

На суше рыбой я страдал.

Как панцирь без начинки храмы

Внушали видом лишь своим.

Преданья же мужи и дамы

Публично врали нам двоим.

Во всякой правде доля лжи,

И мы – учёности мужи

Искали мудрых в граде том

Входя, гостили в каждый дом.

Так указуя, нам твердили:

Мол, есть мудрец, он там живёт.

О, если б истиной вы слыли,

Кому своим челом он бьёт.

Но Клодий – друг Македонянин,

И я – Фалес Аргивинянин

Средь многострочных, лживых слов

Снимали мрачности оков.

Великих сказок Расы Красной

Сожженных призмой халдеев,

Мы ощущали звук прекрасный,

Сбивая полумрачный рёв.

Кхазарсифа – безумца, ренегата,

Наследье жалкое жрецов,

Мгновеньем близости расплата,

Богатством сдавленных слепцов.

Полило светом ярко-красным

Лучом закатным путевым,

Для человечества опасным,

Потусторонним, неживым.

Народец ждал иного чуда.

Учитель свыше мог явить,

Срамя перстами алчность блуда,

Отца прощения просить.

Недолго оным быть в забвенье,

Глупцам недолго прозябать.

Укажет миру агнец тленья,

Души грехов и боли рать.

Текло неспешными часами,

Своеобразными плодами

Недельных дней – вселенной пыль,

Продолжу далее свою быль…

Бродя однажды по Афинам,

Увековеченным стремнинам,

К нам шел навстречу иудей,

Был знатен, в окружении людей.

Но наш вопрос своеобразный

Он начинал такую речь:

«Я, Никодим, весьма небедный, —

И понеслась такая течь, –

О, мудрецы, великих слава,

Триумф мощнейшего конклава,

Скажу, философы, куда

Светит вам путеводная звезда».

Покуда волю дал словам,

Его я душу по глазам

Читал бессмертную искру,

Непревзойдённую игру.

«Вам нужен старец, понял я, –

Сказал он, голову склоня,

Но не в поклоне, только нет

И дух запел его сонет, —

Он телом гол, а нрав – гора.

Немедля двигаться пора,

Покуда отдан был приказ,

Но не окончил я свой сказ;

За непристойностью деяний,

За неуплату подаяний,

На самодержца клевету

В годах накликал он беду.

Быть может, он подскажет вам,

Но путь к нему я верный дам.

Зовётся Иоанном он».

И дале только был поклон.

А под конец добавил так:

«На небе видел свыше знак:

В нашей стране живёт пророк!»

Последним словом он изрёк.

3

Вот по указке Иордан

Зрачку философов был дан,

Уж солнце падало в зенит,

И на лучах его гранит

Спадала грязная копна –

Волос немытых седина.