« — Ты ошибаешься, малышка. Когда ты их включишь обратно, ты пожалеешь обо всех своих «трезво» обдуманных поступках. Поверь мне. »
И она жалела. Он всегда был прав, даже если иногда она не хотела это признавать.
Место последнего упокоения Лиз Форбс находилось в красивом, отдаленном уголке кладбища. Свежие цветы разных форм и цветов украшали могилу, создавая ей почти веселый вид, и Кэролайн улыбнулась, одновременно смахивая слезы. Постепенно она подняла взгляд от прекрасных маленьких цветов к простому надгробию, которое она сама с таким усердием когда-то выбирала. За все то время, что она находилась в Мистик Фоллс, это было ее первое посещение могилы матери. Она никак не решалась прийти сюда, откладывая это на потом. Ей было стыдно сделать это после всего, что она натворила. Но теперь она могла. Она могла попросить прощения.
В память о Элизабет Форбс
Любящей матери
Верного друга
Преданного гражданина
— Привет, мамочка, — прошептала Кэролайн, опускаясь на колени перед надгробием. — Ну как ты тут?
Не потрудившись вытереть слезы, она смотрела на имя ее мамы, высеченное на камне, и она плакала и плакала. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она выплакала все свои слезы. Час, два часа, но солнце почти зашло за горизонт, когда она поднялась с колен и положила перед камнем букет цветов, который купила заранее.
— Привет, мам, — пробормотала она с робостью маленького ребенка. — Извини, что я так много плакала, но я должна была сделать это семь лет назад. Ну как ты там? Господи, какой же глупый вопрос. Наверное, ты веселишься. Хотя я давала тебе мало поводов для этого последние семь лет.
Она вдохнула и продолжила, говоря дрожащим голосом:
— Я просто перейду сразу к делу, ладно? — Кэролайн опять захотелось зарыдать, но она сдержала слезы. — То, что я сделала, непростительно. Я отказалась от тебя, как только ты закрыла свои глаза, и я не оплакала тебя как следует, и совсем не следила за твоей могилой, и продала наш дом, и уехала бог знает куда, бросив тебя одну… И я прошу у тебя прощения за это. Я убежала, чтобы превратиться в монстра. И… ирония заключается в том, что из всех существующих монстров меня смог вернуть самый ужасный из них.
Она рассказывала Лиз о шести годах без чувств. О городах, в которых побывала, обо всем, что делала. Без утайки. Хотя она не сомневалась, что ее мать видела каждый ужасный поступок, который она совершила за эти годы.
— Ты знаешь, мам, однажды я хотела их включить. Я стояла на вершине Эйфелевой башни, ела лучшее в мире пирожное, смотрела на ночной Париж и на людей внизу, которые так беззаботно смеялись, и пыталась… Я пыталась и не смогла. Я чувствовала переключатель, нащупала этот рычаг, оставалось лишь нажать и все… но я не смогла. Только теперь я начинаю понимать, почему не сделала этого тогда. Из-за твоих слов, мам. Я помню, ты всегда говорила мне, чтобы я была сама собой. Не притворялась и была открытой и честной, прежде всего по поводу того, что я хочу. Тогда я не знала, кто я и чего хочу. А теперь знаю. Я точно знаю, что уже никогда не буду прежней. Я чувствую это. Я смеюсь, веселюсь и вроде бы я все такая же, но это не я. Я стала другой. Все здесь для меня чужое, за этот год у меня появилось место, которое смогло заменить мне дом…
Почти час она говорила без умолку, объясняя, почему она приняла свое решение отказаться от чувств. Она рассказала своей маме о поездках из Сингапура в Бангкок, Гонконг, Сайгон и десяток других мест в Азии, о людях, которых она встретила. И о Новом Орлеане.
Кэролайн сорвала один из тюльпанов, что росли рядом, и изучала его некоторое время.
— Так много всего произошло, и много вещей изменилось, но я думаю, что я изменилась больше всего. Ты помнишь, как я думала: все является или хорошим, или плохим, и больше ничего? Трудно поверить, что когда-то я была такой наивной, — она издала низкий смешок, и ее взгляд вернулся к могильной плите. — Ведь существует так много слоев, разве нет? И вот почему чем больше я его узнаю, тем больше слоев я вижу за его темнотой. Я люблю его, мам. Знаю, ты сейчас закатила глаза и все такое, но это действительно так. Я люблю его. Я знаю, что иногда он будет делать мне больно до такой степени, что мне захочется умереть. Но в то же время я знаю, что в остальное время буду настолько счастлива, что мне будет все равно на это.
Вампирша поднялась на ноги и прижалась лбом к гладкой поверхности могилы.