В Польше нарастающее стремление выживших при Холокосте писать и говорить о своем опыте привело к «войне воспоминаний». Нарратив, возникший из рассказов выживших польских евреев, подтверждал, что некоторые поляки спасали евреев, в то время как остальные смотрели равнодушно, поддерживали и даже участвовали в преследованиях и убийствах их еврейских соседей немецкими оккупантами Польши. Военные и послевоенные рассказы поляков полностью совпадают с этим спектром описаний. Однако некоторые поляки настаивали, что воспоминания выживших об антисемитском коллаборационизме принижают национальную честь. Некоторые утверждали, что нарратив евреев относительно их страданий при Холокосте оттесняет на второй план страдания поляков как жертв расистской политики нацистской Германии[326]
.Польское коммунистическое правительство признавало лишения польских евреев при немецкой оккупации, и в память о них в начале 1960-х было построено несколько больших мемориалов. Официальный нарратив преимущественно игнорировал коллаборационизм поляков в притеснениях евреев и тяготел к уравниванию страданий евреев и поляков. Он был сосредоточен на героизме тех поляков, которые боролись с оккупантами и спасали евреев, и противопоставлял сопротивление поляков предполагаемой пассивности польских евреев в ответ на их виктимизацию.
«Война воспоминаний» в Польше усилилась в 1967 году с началом Шестидневной войны. Польша вслед за Советским Союзом поддержала арабских противников Израиля. Польское правительство начало антисемитскую кампанию, выставляя польских евреев как сионистов и пособников Запада, пытающихся подорвать международную репутацию Польши. В 1968 году правительство обвинило «сионистов» за демонстрации польских студентов, возмущенных цензурой и репрессиями. Дискриминация и притеснения коснулись тридцати тысяч граждан Польши, открыто живших как евреи. Кроме того, специальная правительственная комиссия разоблачила польских евреев на государственных постах, которые пережили Холокост, выдавая себя за арийцев, и не вернулись к своей исходной идентичности. Их выгоняли с работы и вынуждали эмигрировать. Сменился и официальный нарратив относительно Холокоста: теперь считалось, что
Безусловно, Янина была в курсе противоборства нарративов касательно Холокоста и Второй мировой войны в Польше. У всех польских евреев, переживших Холокост, включая Янину, открытый и всепроникающий антисемитизм в Польше в 1960-х пробуждал глубоко укоренившийся страх, что евреи там могут снова подвергнуться геноциду. По утверждению Функа, Янина написала свои мемуары на польском, а Генри перевел их на английский после ее смерти. Однако нарратив мемуаров свидетельствует, что она обращалась к польской аудитории. Это объясняет, почему в мемуарах содержится так мало отсылок к страданиям евреев и присутствует только два неявных указания на антисемитизм со стороны поляков. Со своим упором на польские страдания и героизм, мемуары Янины прекрасно вписываются в официальный польский нарратив 1960-х. Однако они противятся исключению евреев из нарратива о героизме. Янина была польской патриоткой, рисковавшей жизнью ради сопротивления немецким оккупантам, и она была еврейкой. Как еврейка, она уважала польскую культуру и традиции, даже помогала узникам Майданека отпраздновать Рождество и Пасху. Она была признательна графу Скжинскому, поляку-нееврею, который спас ее, и, как еврейка, помогала полякам и спасала их.
Мемуары Янины также возвращают ГОС на его законное место в нарративе о Сопротивлении и самопожертвовании поляков во Вторую мировую войну. Людвик Кристианс полностью вычеркнул ГОС из своего рассказа 1946 года о программе помощи в Майданеке. Его версию заимствовали коммунистические власти того периода, стремившиеся дискредитировать ГОС как организацию, сотрудничавшую с нацистами и подчинявшуюся «фашистскому» правительству в изгнании. Многие заключенные Майданека, получавшие помощь ГОС, не знали, кем она предоставлена. В своих послевоенных заявлениях насчет доставок продовольствия, спасших им жизни, они либо предполагали, что вся еда поступала от польского Красного Креста, либо предпочитали не противоречить официальному нарративу, что польский Красный Крест был единственной организацией, помогавшей им. Мемуары Янины исправляют ошибку, показывая, что ГОС, а не польский Красный Крест руководил программой помощи в Майданеке и предоставлял львиную долю продовольствия, которое привозили туда.